18 марта 2016 г., 7.00 МСК.
81°43'3" северной широты
58°40'46" западной долготы
Я начинаю этот дневник скорее от безделья, чем в расчете на то, что когда-нибудь мои записи окажутся кому-то полезными. Если кто-нибудь захочет узнать о том, как мы провели здесь эту весну, то лучше обратиться к вахтовому журналу, который ведет начальник станции. Хотя, если говорить совсем честно, я просто пытаюсь найти себе занятие, чтобы перестать паниковать и отвлечься от мыслей о происходящем с нами сейчас и особенно о том, что ждет нас всех дальше. Вчера в одиннадцать вечера было небольшое землетрясение, из-за которого упала вышка-ретранслятор, а затем начался буран. Мы остались без связи, хотя никого, кроме меня, кажется, не смутила эта ситуация. Да, правильно говорят про горе от ума. В свое время на психфаке мы изучали поведение группы людей в замкнутой системе при стрессовых условиях. Не радужные, прямо скажем, у нас перспективы. С другой стороны, может, всё не так уж страшно, ведь здесь собрались люди подготовленные, не раз бывавшие вдали от цивилизации. Коротко напишу о каждом из них.
Алексей Петрович Рухов — начальник станции, специалист-метеоролог. Наверняка уже бывал в подобном положении. Никаких эмоций, только холодная рассудительность. Инструкция и правила безопасности — вот его талмуд, коран и библия. Короче, человек-глыба. В смысле, каменный гость.
Давид Моисеевич Ламберг — сейсмолог. Этого старика вряд ли испугаешь изоляцией. Он и так не появляется из своей лаборатории, разве что на ужин выползает. Когда он обедает и завтракает, никто не знает. «Викториты» прозвали его раком-отшельником.
Ибрагим — механик-дизелист, полярник- вахтовик. На самом деле его зовут Вадим Николаевич Брагимов, но выглядит как настоящий абрек. Разбойничья черная борода на контрасте с гладкой лысиной. Наверняка кто-то из его предков жил на Кавказе. Дело свое знает, правда, молчун и нелюдим, и взгляд у него нехороший.
Тальво Рудольфович Аарви — наш медик. Тоже не впервые на полярной станции. Параллельно занимается научной работой, изучает влияние холода на человека. Своей неторопливостью полностью оправдывает шутки про медлительных эстонцев. Мне он почему-то напоминает цаплю, но «Викториты» в первый же день прозвали его «марабу», чем очень его обидели. Интересно, кто-нибудь когда-нибудь видел обиженную цаплю?
Вот «Викториты» вызывают у меня опасения. Это Виктор Налимов и Рита Каримова. Марсиане. В смысле, они готовятся стать «марсианами». Через пару дней, когда привезут всё необходимое оборудование, они должны были закрыться в специальном модуле и прожить там целый месяц под постоянным наблюдением. Говорят, что это какой-то научный эксперимент, имитирующий экспедицию на Марс, но мне кажется, что это больше похоже на обыкновенное реалити-шоу. Я точно знаю, что они не космонавты, не ученые и не спортсмены. Просто везунчики, которые прошли какой-то навороченный психологический отбор. Не знаю, по каким критериям их отбирали, но язвы они еще те. Кто-то еще на большой земле окрестилих «Викторитами», и на станцию они прибыли уже с этим прозвищем.
П. С. Думаю, для первой записи достаточно. Хотя получилось вроде много, а ни о чем конкретном. Если когда-нибудь я решу опубликовать эти записи, то наверняка найдутся критики, которые будут ругать меня как автора за затянутое начало, отсутствие динамики и всякое такое. Ну, они на то и критики, а я пишу свой личный дневник, а не роман по заказу редакции «Мира приключений». Всё, заканчиваю, пора вставать.
За завтраком собрались все, включая Ламберга, и завтрак превратился по сути в общее собрание.
— Алексей, мне кажется...
— Давид, мы с вами все обсудили, — Рухов до хруста сжал пальцы, но на его лице не дрогнул ни один мускул. — Три дня.
Сидящие за столом переглянулись.
— Прежде всего о сложившейся обстановке, — продолжил начальник. — После вчерашних подземных толчков мы потеряли радиовышку, а начавшийся буран не дает возможности провести ремонт или установить запасную. Поэтому связи с большой землей нет. Ситуация штатная, я в таких уже бывал. Как утихнет ветер, попытаемся настроить связь.
— Если утихнет, — пробурчал Ламберг.
— Выходить наружу только по необходимости, передвигаться только по тросу, пристегиваться обязательно. Вадим, генераторы после вчерашнего в порядке?
Рослый механик кивнул — он всегда отвечал по возможности коротко, а то и вовсе ограничивался жестами, как будто экономил каждое слово, не желая попусту растрачивать свой небогатый лексикон.
— Сережа, ты сегодня дежурный, все равно пока тебе заняться нечем.
— Мы поможем ему, нам тоже заняться нечем, — сказала Рита. — Мне кажется, что из связистов-то так себе повара.
— Как, ты разве не знаешь, что нашинковать капусту — это практически написать письмо морзянкой?! — немедленно встрял Виктор. — По-моему, сделает он тебя одной левой!
— Пари? — прищурилась Рита, глядя на Сергея. — Я готовлю первое, а ты второе. Алексей Петрович, будете судьей?
20 марта 2016 г., 15.00 МСК.
81°43'3" северной широты
58°40'46" западной долготы
Уже третьи сутки не стихает буран, не давая возможности наладить связь. За это время на станции ничего не произошло. На удивление, все спокойны, нет ни напряжения, ни ссор, ни признаков депрессии. Алексей Петрович всегда находит каждому какое-нибудь занятие, поэтому на депрессию нет времени.
«Викториты», вопреки моим опасениям тоже адекватны и даже снизили градус своего нахальства. Виктор всерьез увлекся медициной и почти все время проводит с Тальво. Он извинился перед доктором за марабу (несмотря на то, что это придумала Рита) и напросился к нему в помощники, сказал, что раньше поступал в мед, но не сложилось.
Рита оказалась прекрасным поваром, хотя внешне производит впечатление глуповатой модельки. Мне кажется, я ей нравлюсь, и она со мной флиртует. Это не очень хорошо, конфликт из-за женщины — одно из самых страшных явлений в замкнутой группе. Нужно быть с ней осторожнее, хотя, если честно, не особо хочется, тем более, что Виктор теперь постоянно пропадает в медблоке.
В общем, думаю, это испытание наш коллектив выдержит достойно!
П. С. Сегодня получилось гораздо короче, правда, закончил как-то пафосно, позже это нужно переписать.
Рита осторожно приоткрыла дверь и вошла в кубрик. Сергей спал, свернувшись калачиком, на своей койке. Девушка наклонилась к нему, чтобы разбудить, и заметила лежащий рядом с его рукой раскрытый блокнот. Пробежав глазами последнюю запись, она наклонилась и поцеловала парня в щеку.
— Вставай, милый, я соскучилась.
Сергей открыл глаза, заморгал удивленно, еще не совсем проснувшись. Рита еще раз чмокнула его в лоб.
— Ты... это... я... — забормотал он, садясь на койке и не вполне понимая, что происходит.
— Ну же, давай без условностей, я хочу тебя, — томно прошептала Рита, — прямо здесь и сейчас.
— А...
Сергей сглотнул, подался вперед, зажмурившись, вытянул губы поцелуя... и тут же получил по ним ладонью.
— Эй, малыш, ты совсем замечтался? Я вообще-то девушка приличная, у меня и парень здесь есть.
Сергей, окончательно растерявшийся и ничего не понимающий, тупо смотрел на Риту.
— Давай так, малыш, о своих эротических фантазиях особо не распространяйся, даже в блокнотик не советую записывать, а то вдруг кто-нибудь прочитает.
— Это не то, что ты думаешь! — попытался неуклюже оправдаться Сергей, но Рита резко оборвала его:
— А я ничего не думаю, я же просто глуповатая моделька, мне вообще думать не положено!
Внезапно оживший интерком погасил начинающуюся перепалку. Спокойный, как всегда, голос начальника станции объявил:
— Всем собраться в кают-компании. Повторяю, всем немедленно собраться в кают-компании.
За столом, опустив глаза, сидел Рухов, рядом с ним Ламберг. Глаза старика были красными, будто он только что плакал. Дышал он глубоко и часто.
— Что здеесь происхоодит? — слегка растягивая слова, спросил Тальво. — Даавид Моисеевич, ваам плоохо?
— Прошу садиться, — глухо произнес начальник станции, не поднимая глаз. — У нас важное сообщение.
Подождав, пока все усядутся, Алексей Петрович обвел всех тяжелым взглядом.
— У нас нет стопроцентной уверенности, но не исключено... то есть весьма вероятно... Очень может быть, что всё плохо. Хотя есть вероятность ошибки...
— Алексей Петрович, что происходит?! — первой не выдержала Рита, которая все еще была на взводе.
— Перестаньте тянуть кота за хвост, Леша! — неожиданно фальцетом выкрикнул Ламберг. — Я более, чем на сто процентов уверен! Я еще тогда был в этом уверен!
— Успокойтесь, Давид! — тихо попросил Рухов.
— Я всю жизнь спокоен, я знал, что рано или поздно этим все кончится, это сумасшедшее правительство не могло иначе, эта власть должна была закончить именно так...
— Давид! — Рухов хлопнул ладонью по столу. — Сейчас не время и не место искать виноватых и ругать власть, — он обвел взглядом всех присутствующих и сказал, уже как обычно, спокойно и твердо: — С вероятностью в девяносто девять процентов три дня назад на планете началась ядерная война.
Стало настолько тихо, что комнату заполнил монотонный, едва различимый гул бурана.
— Это шутка? — спросил Виктор. — Часть эксперимента? Шоу?
— Нет, молодой человек, это не шутка, — подал голос Ламберг. — Мои приборы зафиксировали сейсмоактивность в тысяче мест по всей планете. Если это не война, значит, глобальное землетрясение по всему миру.
— Я не верю! — решительно возразил Виктор. — Это какой-то развод. Тальво, — обратился он к доктору, — поддержите меня, ведь если бы война, то тут бы сейчас был радиационный ад!
— Не дуумаю, — Тальво поставил локти об стол, нервно сплел пальцы под подбородком. — Мы, вероятно, далекоо от эпицентров взрыывов. Небольшоое превышеение фона есть, хотя я дуумал, что это соолнечная актиивность.
— Да это бред! Нужно срочно наладить связь! Вот увидите, это просто какая-то нелепая ошибка! — все еще не веря, настаивал Виктор.
— Мне кажется, что буран — это последствие катастрофы. Как только он стихнет, мы обязательно починим вышку и попытаемся с кем-нибудь связаться, — сказал Рухов. — В любом случае, задача у нас сейчас одна — выжить и при первой же возможности связаться с большой землей.
— Зачем? — тихо спросил Ламберг. — Мы, возможно, последние люди на земле.
— Совсем не факт, — возразил Рухов. — Военные, подводники, другие полярники — такие же отшельники, как и мы, и если выжили мы, то и они наверняка тоже. Вадим, вы с Сергеем проверьте запасы продовольствия и горючего. Думаю, стоит провести проверку герметичности станции, на всякий случай. Тальво, от радиации есть что-нибудь в ваших запасах?
Доктор кивнул.
— Хорошо, следите за ситуацией и займитесь профилактикой, если нужно. Виктор, ваш «марсианский» модуль защищен от радиации?
— Откуда я знаю?! Я обычный человек, я просто подписал контракт на этот дурацкий эксперимент, на это дурацкое шоу, мне нужно было просто продержаться месяц в одной комнате с Ритой. Я хочу домой, я не желаю участвовать во всем этом безумии. Рита! Рита, ты знаешь, как связаться с куратором? — Виктор повернулся к своей партнерше и только сейчас увидел, что она тихо плачет, уткнувшись в плечо сидящего рядом Сергея. А тот, странно спокойный, гладит ее по голове, думая о чем-то своем.
— Виктор, у ваас истеерика, — сказал Тальво, — прекратиите, иначе...
Виктор вскочил из-за стола.
— Что иначе? Вколете мне один из своих препаратов? Отличная идея, Марабу, цианида мне дайте! А лучше всем сразу, один фиг, вы все уже мерт...
Доктор шагнул к нему и сильно, наотмашь ударил его по лицу тыльной стороной ладони.
— Мертвецы, — закончил фразу Виктор, постоял секунду, словно собираясь еще что-то сказать, а потом молча повернулся и вышел.
За все это время Вадим не произнес ни слова. Независимо от того, кто что говорил и делал, он переводил взгляд с одного человека на другого, будто оценивал каждого и сравнивал друг с другом. Задержав взгляд на Рите, он едва заметно усмехнулся.
22 марта 2016 г., 18.00 МСК.
81°43'3" северной широты
58°40'46" западной долготы
Буран все еще не стих, в принципе, так и должно быть. Следовательно, эксперимент продолжается. Теперь к потере связи с внешним миром добавилось известие о ядерной войне. Мощнейший стресс для психики. Мало того, если поверить в гибель большей части человечества, то все моральные нормы и обязательства станут уже не так важны, как при наличии общества. У кого-то может сорвать планку. Следует быть внимательным. Но думаю, что об этом позаботятся другие, а моя задача — собрать как можно больше данных об психологическом состоянии группы.
Рухов Алексей Петрович продолжает руководить. Думаю, даже если устроить выборы, наверняка на них победит именно он. Настоящий лидер, даже в такой сложной, невероятной ситуации ему удается поддерживать порядок в коллективе. Интересно, если его не будет, насколько быстро среди остальных начнется борьба за власть?
Ламберг Давид Моисеевич сильно сдал за последние сутки, кажется, что первые три дня, пока он скрывал от всех страшную правду, выжгли его изнутри и состарили сразу лет на двадцать. Я слышал вчера, как он просил Тальво дать ему яд при первых признаках лучевой болезни. Тот ничего не ответил, но, возможно, кивнул, не знаю.
Доктор стал таким же молчуном, как Ибрагим, общается с людьми только при необходимости и этим общением явно тяготится.
Ибрагим, в отличие от других, стал как будто живее. Стал напевать себе под нос, щелкать пальцами и вообще как будто постоянно пребывает в хорошем настроении. Это меня пугает. Возможно, это лидер-соперник. Вот только лидер, который вряд ли будет заботиться о своих подопечных, в отличие от Рухова. Взгляд у него — взгляд хищника.
«Викториты» распались. Виктор вчера напился и вырубился, сегодня он вышел только к обеду, взял бутерброды и опять ушел пить. А Рита вчера была со мной. Она тоже немного выпила, а потом пришла ко мне и сама легла со мной в постель. Возможно, я поступил неправильно, но, кажется, она этого хотела. Потом она плакала, не знаю, почему, но потом осталась со мной до утра, так что, думаю, в итоге психологически ей стало легче после всего, что было между нами. Правда, успокоившись, она почему-то отстранилась от меня и остаток ночи пролежала ко мне спиной, обнимая подушку (возможно, это одна из тех женских странностей, которые невозможно объяснить).
П.С. Топлива и продовольствия нам хватит на месяц, хотя мне думается, что эксперимент закончится гораздо раньше.
— Сережа, ты Алексея Петровича не видел? — Ламберг заглянул в кубрик, но входить не стал.
— Нет, он с утра на складе пропадает. То ли ревизию проводит, то ли что.
— Понятно. Сережа, вы же связист, неужели нет другого способа для связи? Сотовый телефон, рация, спутник, в конце концов, сейчас же не девятнадцатый век.
— Давид Моисеевич, вы же ученый, неужели вы думаете, что мобильники напрямую со спутником связываются? Нет, есть, конечно, такие системы, но они столько стоят, что... — Сергей виновато развел руками.
— Жаль, — вздохнул старик и, сгорбившись сильнее обычного, закрыл дверь кубрика.
Сергей отправился на кухню, но никого там не встретил. Только доска с хлебными крошками сиротливо лежала на столе, да чуть теплый чайник на плите говорил о недавнем присутствии людей. Видимо, никто сегодня не готовил. «Виктор сегодня дежурный,» — вспомнил Сергей и понял, что готовить придется ему.
Вскоре на кухне появился Тальво, принес чашки из-под чая.
— Сергей, ваам Рухов на глазаа не попадаался?
— Утром был на складе, а что?
— Нигдее не могу найтии его. Я доолжен доложить, у нас вырос уровень радиаации, совсем незначиительно, но... Нужно сообщиить Алексею Петроовичу, а его нигде нет, понимааете? — доктор взволнованно посмотрел на Сергея, пытаясь понять, разделяет ли тот его тревогу. — Возмоожно, с ним что-то случилось, моожет, ему сейчаас нужна поомощь... Я врач, я не могу не обращаать внимаания на то, что где-то рядом, возмоожно, есть человек, котоорому нужна помощь, понимааете?
— Если с начальником станции что-то случилось, то помощь ему уже не нужна, — медленно и твердо, глядя в глаза Тальво, произнес Сергей. — Возможно, с ним действительно случилась беда, а может быть, он сам так решил... в любом случае, теперь уже слишком поздно.
Несколько секунд доктор, не моргая, смотрел в глаза связисту, потом кивнул и отвернулся. Потом вздохнул, словно принимая то, во что так не хотел верить, и сказал, чтобы как-то нарушить тягостную тишину:
— А у ваас стальные неервы, Сергей. Вы служиили? Кем, где, если не секрет?
— Связистом. Часто приходилось втроем на посту месяцами дежурить, так что я привычный.
— Поняатно...
— Может, поможете мне здесь? — предложил Сергей, — Я пока в кладовую сбегаю, а вы за кастрюлями последите.
Тальво с облегчением кивнул — сейчас ему просто необходимо было чем-то заняться, чтобы не поддаться желанию немедленно пойти в медблок и опустошить аптечку.
Дверь, ведущая в генераторную, была приоткрыта, и оттуда слышалось странное ритмичное постукивание. Сергей подошел и осторожно заглянул туда. Спиной к нему в стоял Вадим. Его джинсы были приспущены, пряжка ремня при каждом движении слегка ударялась об ножку стола. На пояснице механика скрестились женские ступни в голубых носочках — ступни единственной женщины на этой станции. Сергей с силой захлопнул дверь и побежал прочь.
24 марта 2016 г., 12.00 МСК.
81°43'3" северной широты
58°40'46" западной долготы
Все очень быстро свыклись с мыслью, что Рухова больше никто не увидит. Удивительно, как безразлично все отнеслись к его исчезновению. Возможно, они думают что он сбежал? Это глупо. Глупо так думать. Лишь Виктор, узнав о пропаже, отсалютовал стаканом и произнес: «Пусть земля будет пухом нашему начальнику».
Борьбы за власть не было. Просто Ибрагим, не встретив ничьих возражений, стал командовать и раздавать указания. В первую очередь он закрыл запасы еды и теперь лично выдает их. Меня назначил дежурить на кухне постоянно, по крайней мере, пока не починим вышку. Рита иногда помогает мне, но больше времени проводит в кубрике Ибрагима. Не хочу даже представлять, что они там вытворяют. Мне это просто неприятно. Но работа есть работа, я должен наблюдать. Хоть это меня и бесит.
У Виктора закончились запасы украденного у доктора спирта, и он пытался вскрыть кладовую. Ибрагим за это просто выкинул его за шкирку на мороз, и впустил обратно, только когда этого настойчиво потребовал доктор. Теперь Виктор сидит в своем кубрике, укутавшись в одеяло, бубнит, что у него вот-вот начнется воспаление легких и, кажется, придумывает планы мести. Я бы, например, так и сделал на его месте. Так что, возможно, скоро мы лишимся механика.
Тальво и Давид Моисеевич теперь все время сидят в блоке у сейсмолога и играют в шахматы. Может, решили объединиться? Хотя доктор сам по себе вполне крепкий человек, просто выглядит нескладно, так что непонятно, зачем ему эта обуза в виде явно хиловатого доктора.
Меня беспокоит Рита. Она грустна и подавлена, словно что-то умерло в ней. Причем случилось это после той ночи, которую мы провели вместе. Разве я что-то сделал не так? Ведь она же именно за этим ко мне приходила? Она не особо противилась, я был аккуратен, мне казалось, что всё прошло хорошо, но уже тогда, когда она уходила от меня утром, она была какой-то опустошенной, и с тех пор похожа на механическую куклу. Тяжело смотреть на нее такую. Возможно, наш секс был ошибкой? Вероятно. Наблюдатель не должен вмешиваться в ход эксперимента. Да, тут я ошибся, но нельзя отрицать, что в любом эксперименте человеческий фактор так или иначе влияет на результат.
Это все из-за стресса, из-за известия про войну. Почему все так быстро поверили в эту ужасную новость? Насколько же люди становятся доверчивыми в стрессовых ситуациях. Почему никому не пришло в голову, что они могут быть участниками эксперимента? Ведь «теория заговора» в любой сложной и нестандартной ситуации одной из первых приходит людям в голову. Тот же Ламберг вечно говорил, что даже здесь, на станции, за ним следят. Ну, он в целом прав. Правда, не только за ним, за всеми следят, изучают реакции. Когда мы на психфаке моделировали такие ситуации, всегда объявлялся как минимум один параноик, который обвинял во всем власти, масонов, инопланетян. Это защитная реакция мозга, когда реальность настолько ужасна, что в нее невозможно поверить, тогда человек придумывает легенду, которая все объясняет, и находит виноватых. Не всегда эти объяснения разумны, зачастую наоборот.
Видимо, злую шутку сыграл авторитет старого ученого и совпадение подземных толчков с началом эксперимента. Ни у кого не возникло сомнений, слишком однозначно выглядела ситуация. Давид Моисеевич, по сути, главный виновник того, что все так быстро смирились — глядя на его реакцию и принимая на веру его доводы. Даже Ибрагим, который после исчезновения Рухова поначалу повел себя как лидер, уже через сутки показал, что ни руководить станцией, ни организовывать людей ему не интересно.
П. С. Опять увлекся. Опять критики обвинят в доморощенной философии и примутся опровергать все мои выводы. Ну и пусть, неважно. Сейчас меня больше всего интересует, кто теперь уйдет со сцены, Ибрагим или Давид?
П. П. С. Буран все не стихает. Думаю, это уже излишне. Куда мы отсюда денемся?
Сергей зашел в кубрик к Ламбергу и поставил на стол поднос с чаем и галетами.
— Вы к обеду не вышли, Давид Моисеевич, вот, я перекусить вам принес. Вам плохо?
— Аппетита нет, надеюсь, это не из-за облучения.
— Тальво говорит, что радиация в норме.
— Вы ему так верите? Он доктор, а доктора часто врут своим пациентам, — старик вздохнул. — И почему мы все еще цепляемся за жизнь? Я ведь когда обо всем догадался, первой моей мыслью было украсть яд и отравиться. Теперь я не могу понять, жалею я об этом или нет?
— Глупости, буран скоро стихнет и мы наладим связь, — Сергей вдруг неожиданно задорно хлопнул Ламберга по плечу. — Вот вы достаточно прожили, Давид Моисеевич, но, спорим, не пробовали веселых таблеток. Наверняка они есть у Тальво. Пойдемте-ка к нему и потребуем!
Давид Моисеевич удивленно посмотрел на Сергея и даже слегка улыбнулся.
— Да, Сережа, удивили вы старого Давида. Впрочем, почему бы и нет. Никогда не понимал, что находит в них молодежь.
Уже перед лазаретом Ламберг спросил у Сергея:
— Как думаете, это Ибр... Вадим убил Алексея или Виктор?
— Вы думаете, что его убили? Может, он ушел сам.
— Возможно, возможно. Только учтите, если его убил кто-то из них, то... то он завладел пистолетом.
Пока Сергей обдумывал услышанное, Ламберг открыл дверь, и охнул, поняв, что случилось нечто ужасное. В лазарете все было перевернуто. Шкафы повалены, приборы сметены со столов на пол. Повсюду битое стекло и резкий запах разлитого спирта. Тальво лежал в дальнем углу возле шкафа, зацепившись рукой за выдвинутый ящик. Видимо, перед смертью он что-то искал.
Сбоку захрустело, и из-под стола выполз Виктор. Он полз на четвереньках, при каждом шаге раня колени и ладони о битое стекло. Взгляд его был пустым, а изо рта на подбородок стекла слюна, почему-то зеленая. Заметив Сергея и Ламберга, он сел и попытался сфокусировать взгляд на них.
— Эээблюя, — промычал он и замотал головой. Неожиданно он заметил Тальво. — Прр! — надул он щеки и высунул язык. Ребром окровавленной ладони он провел себе по горлу и стал смеяться, показывая пальцем на доктора. — Дотрр прррз еху!
— Это ты его убил, скотина?! — закричал Ламберг.
— Беее, — показал ему язык Виктор.
В следующее мгновение старик, еще недавно равнодушный ко всему, схватил тонкий стальной штатив и стал лупить им совершенно невменяемого Виктора.
— Это ты сделал, ты это сделал, ты, ты, ты! — каждое «ты» старик сопровождал ударом, не заботясь о том, куда попадет.
Его жертва даже не сопротивлялась. Сначала Виктор смеялся, а потом начал скулить, не переставая при этом улыбаться. В конце концов он так и застыл с улыбкой на окровавленном лице, а старик осел на пол и замер рядом с трупом, по-прежнему продолжая сжимать в руке штатив.
Сергей наблюдал за происходящим, словно завороженный. Чуть наклонив голову, он следил за каждой раной, которая появлялась на голове Виктора, а теперь, по-птичьи прищурившись, смотрел на обмякшего Ламберга.
— Зачем вы это сделали?
— Он убил Тальво, — прошептал Давид Моисеевич. — Этот ублюдок убил Тальво.
— Откуда вы знаете? Он просто обдолбался чем-то, вы же видели, он не соображал ничего. Зачем вы его убили, не разобравшись?
— Я? Я убил? — Ламберг задышал часто и хрипло. — Он, ведь это он убил Тальво. Я же... я... — старик закрыл лицо окровавленной рукой и разрыдался.
Сергей подхватил Ламберга под мышки и потащил в его кубрик. В кают-компании за столом сидел Вадим и ел тушенку прямо из банки. Без всяких эмоций он следил, как Сергей тащит мимо него окровавленного старика.
— Идиоты, — посмотрев им вслед, процедил механик, встал и пошел к себе.
25 марта 2016 г., 14.00 МСК.
81°43'3" северной широты
58°40'46" западной долготы
Эксперимент заканчивается раньше, чем ожидалось. Вообще, как я теперь вижу, все с самого начала шло наперекосяк. Все, что рассчитывалось ранее, пришлось забыть. Старик Ламберг проявил удивительную настойчивость, а «каменный» начальник станции, наоборот, поразительную мягкотелость. В результате все поверили в то, что началась ядерная война, и уровень стресса оказался значительно выше предполагаемого.
Ибрагим лишь обозначил рамки своей территории и продемонстрировал силу. На этом и закончил, замкнувшись на обеспечении минимальных личных потребностей — жилье, еда, женщина. Всегда довольствуясь малым, он так и не смог поднять свою планку, даже в условиях абсолютной безнаказанности. А может, раннее исчезновение Рухова лишило его достойного конкурента, тем самым снизив и уровень агрессии, и уровень притязаний.
Тут нужно сказать, что это я поторопился. Хотелось узнать, как поведут себя испытуемые, оставшись без лидера. Была надежда на Виктора, но тот ушел в запой, а Тальво, поддавшись влиянию Ламберга, даже не пытался заявить свои права на лидерство.
Избавляться от Тальво я совсем не планировал, это произошло случайно. Я надеялся, что, отравив Ламберга, смогу «разбудить» доктора, а там и Виктор наконец-то придет в норму. Но Тальво неожиданно застал меня в медблоке и решил, что я принес этот кофе ему. Он выпил всю чашку раньше, чем я успел его остановить. За ним было интересно наблюдать. Судя по всему, доктор догадался, что отравлен, и пытался найти противоядие. Вот только времени у него совсем не было. Уже полупарализованный, он умудрился разнести весь лазарет. Все-таки я увидел пример борьбы за жизнь до последнего вздоха. Тот же Рухов, хоть и казался сильным, только сказал спасибо, когда я ударил его ножом в печень.
Видимо, пока я беседовал с Ламбергом, Виктор наелся каких-то таблеток и попал старику под раздачу. Неожиданный поворот. Уверенность в своей правоте, в правильности своих выводов кардинально меняет модель поведения. Ламберг поверил в то, что началась война — и эта уверенность сломала его; он поверил в то, что Виктор убил Тальво — и эта уверенность придала ему сил, заставила бороться. Я долго не мог понять, в чем же разница, почему одинаковая предпосылка вызывает разную реакцию. Но потом я понял — в первом случае враг был далеко, больше того, он был абстрактен и не имел конкретного воплощения, во втором же случае Ламберг видел врага прямо перед собой и именно конкретность и близость этого врага воодушевила его на борьбу. Эту закономерность нужно закрепить, и сегодня я это сделаю. Главное, чтобы Ламберг мне поверил.
П. С. Жаль только, что Рита так быстро сломалась. Когда мне показывали кандидатов на контрольную группу, она мне сразу понравилась, показалась сильной. Жаль. Хотя, если она узнает правду, то, кто знает, может, еще не все потеряно.Как все-таки жаль, что я тогда поторопился!
Сергей в размаху ударил в дверь Вадима ногой.
— Эй, горилла, выходи! — крикнул он и еще раз ударил.
— Исчезни! — раздалось из-за двери.
— Что, кишка тонка? Ну конечно, тебя мамаша, поди, на рынке от какого-нибудь торгаша Ашота зачала, вот поэтому ты и выглядишь, как чурка, — еще раз ударив по двери, Сергей вновь крикнул: — Ну давай, выходи, как там у вас говорят, я твой дом труба шатал?
— Убью! — пообещали из-за двери.
Сергей едва успел забежать в кубрик к Ламбергу, который сидел на кровати и читал. Заперев за собой дверь и прижавшись к ней спиной, он торопливо стал вытаскивать пистолет из-за пояса.
— Я украл у него пистолет, вы были правы, это он Рухова убил.
Дверь содрогнулась от мощного удара, и Сергей, получив сильный толчок в спину, от неожиданности выронил пистолет прямо в руки Ламбергу. Старик весьма умело схватил его и вдруг направил ствол на Сергея.
— Эй, вы чего?! — метнувшись в сторону, удивленно воскликнул тот.
Вторым ударом Вадим выбил замок и распахнул дверь, и тут Ламберг совершил роковую ошибку: повернувшись к двери, он сделал аналогичное движение рукой, сжимавшей пистолет. Увидев поворачивающийся в его сторону ствол, механик среагировал мгновенно — ослепленный яростью, он бросился на старика, сразу забыв про вжавшегося в дальний угол Сергея. Два выстрела оглушительно прозвучали в тесном пространстве кубрика, две пули попали Вадиму в живот, но он, рыча от боли, вцепился старику в горло и начал его душить. Ламберг выстрелил еще раз, и еще, и тело Вадима придавило его, задыхающегося, своей мертвой тяжестью. С трудом освободившись из-под него, сейсмолог встал на ноги, дрожащей рукой поднял что-то с кровати и, шатаясь, шагнул к Сергею.
— Что теперь? Ты опять заставил меня убить! Что теперь? — эти слова старик произнес тихо, но твердо, и в предмете, который он взял в кровати, Сергей узнал свой блокнот. — Ты ставишь свои эксперименты, гаденыш, в то время, когда каждая человеческая жизнь важна.
— Это все эксперимент! Нет никакой войны, а вы — вас я заставил выживать, заставил бороться за свою жизнь. Это я подпилил стропы и вышка упала от ветра. Это не землетрясение было, это упала вышка от начавшегося бурана.
— Ты будешь мне объяснять мою работу? Когда ты в последний раз был на улице? Там серый снег вперемешку с пеплом. Это конец, понимаешь ты или нет, экспериментатор хренов?! Ты сам писал о защитной реакции мозга. Твое объяснение и есть твоя защита...
— Это все неправда, — обиженно перебил его Сергей, — я докажу, я покажу вам камеры, есть терминал, по которому я могу связаться с большой землей, поверьте мне, я покажу.
— Я больше никому не верю, — сказал старик и, приставив дуло к подбородку, выстрелил.
— Это все неправда, я вам докажу, — Сергей, чуть не плача, за руку тащил безучастную ко всему Риту в свой кубрик. — Я докажу вам всем, что я веду этот эксперимент, сейчас я выйду на связь, и нас всех заберут. Я докажу вам, что я прав. Докажу вам всем. Рита, ты прошла испытание, я выбираю тебя, и теперь ты всегда будешь со мной, понимаешь? Сейчас я докажу тебе, что я не вру, и ты мне поверишь.
В кубрике Сергей усадил на кровать по-прежнему никак не реагирующую на происходящее Риту и стал копаться в своих вещах. Наконец он вытащил со дна сумки потрепанный планшет. Сев на корточки перед девушкой, он раскрыл его.
— Вот, смотри, это связь! Видишь этот значок, самолетик? Это означает связь с военно-космическими силами. Сейчас мы им позвоним, и нас заберут, сейчас... йих! —вдруг резко вдохнул он, и взгляд его стал удивленным и разочарованным, как у ребенка, который не обнаружил долгожданного подарка под новогодней елкой. — Йих! Что? Зачем?
Позади Сергея стоял, пошатываясь, Виктор. Лицо его было покрыто запекшейся кровью, словно маской, один глаз совсем закрылся из-за огромного отека на разбитой скуле. Сосредоточенно и молча Виктор раз за разом протыкал ножом спину незадачливого экспериментатора, так и не успевшего ни с кем связаться по волшебному «самолетику». Наконец он остановился, постоял над окровавленным телом Сергея, потом выронил нож и сел на пол рядом с Ритой, неловко привалившись спиной к кровати. Он смотрел на нее снизу вверх и хотел что-то сказать, но не смог и лишь попытался улыбнуться.
Два человека в костюмах радиационной защиты зашли в комнату, освещенную только работающими мониторами.
— Быстро осматриваемся, берем только самое необходимое, — глухо произнес один из-под противогаза.
Второй сразу же принялся обыскивать труп охранника. Первый подошел к мониторам и перчаткой стер пыль с одного из них. Экран, разделенный на шесть частей, показывал шесть разных комнат. В одной из них плачущая девушка сидела на кровати и держала у себя на коленях голову парня, видимо, страшно избитого недавно, а рядом с ними на полу в медленно расползающейся луже крови лежал другой. На монитор была прилеплена бумажка с корявой надписью «Марсиане».
— Гляди-ка, на Марсе-то тоже друг дружку перебили. Эх вы, человеки...