27 ответов в теме

[keylover]

Есть кто живой?

Раздел "Творчество", вы есть?

Где конкурсы и срачи?

Сообщение отредактировал keylover: 25 June 2019 - 20:50

[Atrosha]

Привет, Кейлавер. Да, разобрали нас по кирпичику.

Такое тут модерирование...

[Clancy]

Есть кто живой?

Раздел "Творчество", вы есть?

Где конкурсы и срачи?

 

Есть. Но в организаторы не пойду, участвовать буду.

[SHEER]

Есть. Но в организаторы не пойду, участвовать буду.

Ты бы уже молчал после своих вскрышно буровых 

[КотМэн]

лавина набирает массу, а потом падает последняя снежинка - и понеслась.

просто нам нужен заводила, иначе мы так и будем на печи лежать - толстые ленивые жопы.

[Semi]

Есть кто живой?

Раздел "Творчество", вы есть?

Где конкурсы и срачи?

Ну последние конкурсы вроде ты проводил. Или я всё пропустил?

Но вообще присоединяюсь к вопросам!

[Atrosha]

лавина набирает массу, а потом падает последняя снежинка - и понеслась.
просто нам нужен заводила, иначе мы так и будем на печи лежать - толстые ленивые жопы.

Раньше и шевелили афедронами и заводила был каждый второй. И ваще трава торкала была зеленее...

Раньше мы с Пепелацем могли по десять страниц сраться, а сейчас баны недельные низачто.

Кейлавер, давай конкурс, штоле. Даешь сатанинский пир во время чумы.

[Semi]

сатанинский пир во время чумы.

Это ты уже тему придумал, что ли?

[Atrosha]

Предлагайте варианты.

[fxea]

Есть. Но в организаторы не пойду, участвовать буду.

хера се... Кто открыл дверь в этот склеп?

[61rus]

люди занимаются только той деятельностью которая приносит удовольствие, или приносит деньги

 

после Nной итерации "в интернете ктото не прав" флуд теряет смысл

после Nной итерации с конкурсами и прочим что не приносит ничего кроме слабого пиара на старом тихом форуме - любая активность также теряет смысл

[КотМэн]

а я ведь предупреждал меразора, что эта дрянь станет расползаться по форуму.

если у каво есть куратор темы, то я бы пристрелил (фигурально) вон таво - с "хером". по-моему, он сюда вонять пришёл.

Сообщение отредактировал КотМэн: 26 June 2019 - 5:35

[Yodik]

Предлагайте варианты.

там, где нас нет.

[asdsee]

Скоро будет новый конкурс

[Astaroth]

Зачем? Есть вообще смысл на это знаки тратить? Или кому-то не западло во всех этих местных "конкурсах красоты" участвовать? Кому-то не противно быть "мисс деревня Буково"?

[Led Peach]

Зачем? Есть вообще смысл на это знаки тратить? Или кому-то не западло во всех этих местных "конкурсах красоты" участвовать? Кому-то не противно быть "мисс деревня Буково"?

Ну не трать. А было очень хорошо, иногда. В творчестве встречались реально талантливые личности. Но ты, как всегда, видишь только плохое

[Astaroth]

Серьезно? Ни одного литературного таланта тут не видел. Вот реально. Ни одного.

 

За все время существования этого раздела. Ни одного.

 

Хотя я очень внимательно смотрел на них своим профессиональным взглядом.

[yagga]

    По-вечернему тёмное небо хмурилось и роняло мелкие холодные капли. Казалось, что волглая хмарь висит в воздухе, неохотно опускаясь на скошенные поля, на крепко сбитые стога, обложенные горбылём, на порыжевшее редколесье мимо которого вилась просёлочная дорога, и на саму дорогу, с продавленной в рыжей липкой глине колеёй.

    И — на Иржи.

    Сентябрь выдался холодным, с сильными северными ветрами, с рядившими вторую неделю дождями, с холодным красным солнцем, не каждый-то и день выглядывающим в разрывы низких туч. Дорога раскисла, глина мерзко чавкала под копытами коня, водяная пыль облепляла Иржи, заползая в самую душу. Приходилось кутаться в длинный суконный плащ с кожаными вставками, кое-где протёртый до ветхости, смахивать с лица холодные капли и мечтать о глотке горячего вина. Да пусть и тёплого пива!

    А ещё оставалось надеяться, что конь выдюжит и довезёт молодого седока до Моравки хоть на час ранее полуночи. Но двадцатилетка кладрубской породы шёл устало, всё чаще переходя с рыси на шаг. Целый день в дороге хоть кого утомит.

    Иржи без надежды толкнул сапогами бока коня.

    — Витр, ты ж ёгож, того, спешить надо.

    Витр истомлённо вздохнул и следующую минуту рысил.

    …До околицы Моравки Ирж добрался уже в густеющих сумерках. Лес стоял слева сплошной чёрной полосой, поля по правую руку едва заметно желтели стернёй. Коня Ирж пустил шагом. Где-то здесь должна быть застава.

    Впереди махнули факелом и на дороге появился тёмный нескладный силуэт.

    — Эт-та! Кто, кто?! — крикнули ломающимся юношеским баском.

    — Та это ж я! — ответил, поднявшись на стременах, Иржи. — Иржи, с усадьбы!

    — Кто?! Стой! У меня ружжо!

    — Да ёгож же! Иржи, Иржи я!

    — А, Ёгож… так бы и гуторил.

    На дороге завозились. Ругнулись. Заскрипели деревом, заплюхали глиной.

    Иржи подъехал ближе.

    Тёмная фигура обратилась в молодого парня с берданкой на плече. На дороге во всю ширь, от кустов слева и до канавы справа, были навалены огромные кряжистые пни, с крепкими длинными корнями, обрубленными и остро заточенными. С невнятными возгласами два юнца поволокли влево мощный сосновый пень, а в другую сторону сам собою с покряхтыванием пополз здоровенный дубовый пень.

    Витр нервно всхрапнул и переступил ногами. Иржи вздрогнул и потянулся к висящему на ремне широкому ножу. Но тут меж кривых корней мелькнуло красное пятно. Фуражка алого сукна, когда-то щегольская, а ныне потемневшая и засаленная.

    Краснолюд.

    Иржи спрыгнул с коня и повёл на поводу, протискиваясь в узкий проход, оставленный на дороге. Покосился вправо. Краснолюд, невысокий, с подростка, но с широкими мощными плечами и крепко сбитый, как дубовый пивной бочонок, проводил коня жадным взглядом, обшаривая им скудную поклажу. Разочарованно скривился.

    Вздохнув, Иржи остановился, вытащил из кисета пару самокруток и протянул краснолюду.

    — Эт правльна! — невнятно гоготнул тот, цапнул самокрутки и немедля спрятал под грязной фуражкой. — Вежаешь. — Он поскрёб короткую густую бороду. — А накось огньку! — шагнул в сторону, подхватил чадящий смоляной факел и отдал Иржи.

    Повеселевший Иржи махнул рукой засечникам и направил коня через деревню, по выложенной камнями дороге. На первой же поперечной улочке свернул влево, к узкому просёлку в сторону холмов. Под ногами вновь заплюхала глина, свет факела заметался по лужам.

    Ночь опустилась низко, сжимая в холодных влажных объятиях. С холмов катился постепенно свежающий ветер. Дождь усилился, с небес падали крупные ледяные капли.

    Когда впереди на фоне тёмного неба проявились чёрные стены и слепые окна усадьбы, Иржи замерз так, что зуб на зуб не попадал. Он подвёл коня к правому крыльцу, с трудом сполз с седла и заколотил в дверь. Нашарил железное кольцо и принялся им стучать.

    Послышались шаги, дверь распахнулась. На пороге появилась закутанная в толстую шерстяную шаль немолодая экономка, пани Ева. Подняла повыше масляный фонарь, едва не ткнув в лицо Иржи, подслеповато прищурилась.

    — Иржи?

    — Д-да, пани Ева… пусцыцы! Ёгож жеж залядянел.

    Экономка посторонилась.

    Иржи юркнул внутрь и опрометью, оставляя на каменном полу грязные следы, бросился в свою комнату. Та была на первом этаже, через стену от кухни. А в стене той проходил дымоход от кухонной же печи, потому комната среди прислуги считалась весьма выгодной.

    — Милош! — крикнула пани Ева. — Милош, идь сюды!

    Из кладовой клетушки вылез зевающий пацан, в коротких серых портах и длинной льняной некрашеной рубахе.

    — Витра на конюшню и прибери его.

    — Да, пани, — мальчишка неохотно выбрался наружу, схватил за узду коня и, шлёпая по лужам голыми ногами, повёл за угол.

    Иржи заскочил в комнату. На ощупь, не зажигая огня, сбросил сапоги, мокрый плащ и жилет, размотал влажные портянки, шагнул к стене и прижался, ощущая как вливается в тело тепло. Через минуту оторвался, нашарил войлочные тапки. Вытащил из карманов жилета кошель и пакет из тонкой кожи, и поспешил на второй, господский, этаж.

    Широкая лестница вывела в центральный коридор. Справа была видна высокая чёрная дверь. Иржи подскочил к ней и несколько раз сильно стукнул. Прислушался. Постучал ещё. Изнутри послышался недовольный возглас.

    Распахнув дверь, Иржи торопливо вошёл и поклонился.

    У длинного стола, протянувшегося во весь немалый кабинет, на небольшой табуретке сидел Вацлав Рихард Лангер, бывший профессор Пражской консерватории, а ныне уже вот пять лет как затворник поместья. Был он высок, крепок и сед, носил узкие короткие усы и аккуратные бакенбарды. А также чёрный профессорский мундир, жилет в серую полоску и белую рубашку, некогда крепко открахмаленную, но из-за превратностей последнего времени пожелтевшую и не слишком свежую.

    Лангер встал, поднял со стола тусклую масляную лампу, и присмотрелся.

    — Иржи? Не ждал тебя так рано. Ты уже расторговался?

    Иржи шмыгнул носом и, слегка гундося, ответил:

    — Мёд жеж… Как не продать, жеж… Но ёгож жеж! Вылкулаки, пан! Вылкулаки жеж!

    Побледневший Лангер отшатнулся.

    — Вылкулаки?! Где?!

    — Да жеж… Гливице сожрали в ёгож, Катовице окружают! К нам идут! Ёгож… вот, вот листовица! Ёгож, в Остраве на улице у мальчишки спохватил!

    Бросив на стол кожаный свёрток, Иржи его развернул и вытащил в несколько раз сложенный газетный лист.

    — Вот ёгож…

    Профессор аккуратно взял влажноватый листок и расправил на столе. На пальцах остались тёмные следы и Лангер с некоторой брезгливостью вытер пальцы об лежащий на столе платок. После чего внимательно рассмотрел лист.

    Это был экстренный выпуск газеты «Лидове новины» из Брно с датой за вчерашнее число. На листе в четверть привычного газетного формата напечатали мутноватую фотографию горящих домов, а чуть ниже — крупным шрифтом: «Гливице сожжён, Катовице в осаде! Банды идут в Чехию!». Текст ниже шёл шрифтом мельче, но содержание… ужасало.

    Если верить новостям из приграничных районов Польши, то брошенные польским командованием после поражения в войне 1922 года мистические отряды объединились. Прекратив разорять местечки и хутора Познанского и Жешувского воеводства, банды вылкулаков с чёрными атаманами-босоркоями собрались в одну огромную армию на границе враждующих воеводств, неподалёку от спорных чешских территорий, которые и стали причиной войны.

    Впервые за два послевоенных года у босоркоев появился единый лидер.

    И, похоже, единый план.

    Лангер похолодел.

    До Гливице по дорогам дня три пути пешком. Катовице там же. Осенняя распутица подарит ещё дня два, не больше. Вылкулаки это не человеческая пехота, они и по лесам могут быстрее, чем люди по дороге. Одно радует — моторов у вылкулачьей армии нет, не дружат босоркои с холодным металлом, не понимают его.

    — Так и чо? — не вытерпел Иржи и снова шмыгнул. — Надо ёгож… уходить нам совсем?

    Профессор провел пальцами по усам, скривился от запаха типографской краски. Вновь тщательно вытер ладони о платок, раздумывая.

    — Время ещё есть. Если вылкулаки пойдут в нашу сторону, то на дороге у них будет Жоры, Карвина или Скочув…

    — От ёгож! — повеселел Иржи. — В Скочуве пшаки крепко стоят, «Лодзь». Много их, жеж.

    — А в Тешине наши големные войска, не пропустят. И ещё дикие големы шатаются по предместьям Жоры.

    Помолчав и подумав, Лангер отпустил слегка успокоенного Иржи. Тот даже носом шмыгал бодрее. Перед уходом парень оставил на столе кошелёк, не слишком тугой, надо сказать.

    Лангер опустился на табурет, распустил завязки кошелька и высыпал монеты на стол. Среди серебристых пяти- и десятикроновых монет, стыдливо блеснула медь геллеров. Иржи любил обменивать в лавках мелкие монеты на крупные, так выручка казалась ему солиднее, но и мелочь же не выбрасывать?

    Бездумно пересчитав деньги раз, другой, третий… профессор понял, что сумма ни разу так и не удержалась в мыслях. Всё занимала новость. Это молодой Иржи мог успокоиться, решив что между бывшими польскими мистическими легионами и его личной рубашкой — големные отряды победоносной Третьей чешской армии.

    Вацлав Рихард Лангер такой наивности позволить себе не мог.

    Не только польское командование потеряло управление над своими магическими созданиями, но и чешское тоже. Больше половины армейских големов были на пределе срока годности пергаментов с печатями, а ещё треть уже одичала и бродила вдоль границы постепенно мельчающими группами, погибая в стычках с бандами вылкулаков и босоркоев, а то и отставшими от Красной Армии отрядами лесовых.

    Про батальоны чешских воинов-рюбецалей и говорить не стоит.

    За два послевоенных года их тела высохли так, что едва ли десятая часть восстанет из подземных или моторных складов и сможет взять оружие. Репа, даже магически обработанная, материал скоропортящийся. Даже если её регулярно проливать водой и промазывать воском, во что знакомый с армейскими порядками Лангер не верил. Воск, он того, куда проще тратится на мягкие толстые свечи, а затем — звонким серебром падает в карман, о том знает каждый интендант.

    Перед войной правительство Чешской Республики слишком увлеклось магическими механизмами и экономией бюджета, а вот поляки взялись за дело с другой стороны. Их вылкулаки даже постепенно увеличивали численность. Впрочем, радости полякам от этого сейчас никакой, а вот крови и разорения — полной ложкой. Слава Всевышнему, хотя бы чёрные босоркои дохнут раз и навсегда, не научились создавать себе подобных.

    Лангер встал, и принялся ходить по кабинету.

    Мысли стучались в череп, сверлили в нём дырочку. Хотелось выпить большой стакан горькой сливовицы, или даже грубого картофельного шнапса. Просто взять, налить до краёв, и выхлебать. А потом отрезать добрый круг чесночной краковской… и ещё налить.

    Присев у стола, Лангер перечитал «Лидове новины» ещё раз. Аккуратно сложил вчетверо, ещё раз вдвое, и ещё раз. Вытер пальцы об уже запачканный платок. Окинул взглядом длинный рабочий стол: все эти груды бумаг, пергаментные свитки, стальные линейки, циркули разных размеров, тяжкие инкунабулы и изящные томики in quattro с золотыми обрезами.

    И — три тусклых лампы с рыбьим жиром, контрабандой доставляемого через воюющие польские территории с рыболовецких шхун Северного моря.

    Кабинет давно пропитался рыбьей гарью. За последние годы она стала привычна.

    Запах бедности. Вонь войны.

    Кто бы сказал ему, блестящему и моложавому профессору изящных искусств Пражской консерватории, с продуманным до мелочей громадьем планов по превращению консерватории в полноценную Академию искусств!.. включая, что невероятно, создание отделения синематографа!.. кто бы сказал в 1914-м году, что уже тремя годами позже профессор будет вынужден уйти из консерватории и заниматься банальным черчением рунных пергаментов для големных полков Первой чешской армии, а потом, после её разгрома, Второй и Третьей армии…

    Кто бы сказал…

    Да он бы всё равно не поверил.

    Рассмеялся бы. Или, если бы на миг допустил верность пророчества, ударил бы в лицо, до крови, до хруста, чтобы не смели топтать мечты.

    …Шнапса хотелось всё сильнее…

    Потому Лангер решительно пододвинул к себе стопку астрономических справочников, нашёл тоненький и невзрачный, за сегодняшний год, напечатанный на серой и шершавой газетной бумаге и раскрыл. Пролистал, внимательно; шевеля губами, прочитал расчёты на ближайшие дни. Захлопнул. На память произнёс числа, вновь раскрыл и проверил. Удовлетворённо кивнул.

    И — позвал.

    — Зденек! Ты тут?

    — Кх-да, пан профессор, — кашлянуло из дальнего угла.

Сообщение отредактировал yagga: 07 July 2019 - 1:27

[Alex_Beerson]

Серьезно? Ни одного литературного таланта тут не видел. Вот реально. Ни одного.

 

За все время существования этого раздела. Ни одного.

 

Хотя я очень внимательно смотрел на них своим профессиональным взглядом.

Astaroth

Регистрация: 29 Nov 2014

 

 

Собственно... nuff said.

[Reeld]

А вот и привет всем. Я бы, конечно, поучаствовал в какой нибудь движухе, если пнёте, 

но опять скажете же потом, 

"не в сеттинге", мол, и "тема не раскрыта"

А как я могу быть в сеттинге когда я уже и забыл его с концами и раскрывать тему, когда они у вас совсем дурацкие?))