Вход
Регистрация
Автор не я, творец сия творения Arslanov1.
История ТЕМОТА
"Зачем ты снова здесь?"
Передо мной расстилалось бушующее небо. Я смотрел вверх, устремляя взгляд на десятки километров, вырывая из иссиня-чёрного пространства едва различимые точки далёких звёзд. Я помнил, что что-то случилось. И это должно было меня убить, но я жив. Я понял, что лежу на ледяной земле уже несколько часов. Всюду метёт вьюга, мой скафандр уже на три четверти погрузился в снег. Я понял, что лежал в бодрствующей коме, спал с открытыми глазами. А сейчас, когда холод уже заставил отняться мои ноги, а в глазах защипали хрусталики льда, я вдруг проснулся.
Сначала попробовал пошевелить пальцами рук, затем ног. Убедившись в сохранности моторных функций, я приложил усилия, несравнимые с недавними усилиями при перегрузке в 11g, чтобы подняться.
Когда я оказался на ногах, я понял, что не знаю, где нахожусь. Меня окружали снежные дюны, об стекло скафандра бил град, под ногами двигались волны летящего снега. Ужасный ветер сковывал движения, но в целом, у меня получилось идти. Я шёл в сторону силуэта, едва различимого в круговерти снега, льда и кипящих лавовых капель, сочащих из разломов в склоне ледяной горы. По мере приближения к нему, я узнавал знакомые очертания, вылавливая их из памяти. Ещё через несколько шагов я увидел свой белый ”Омоко” и всё вспомнил.
Я на нём сюда прилетел. Я вспомнил посадку, вспомнил последнюю команду автопилота, которую дал. Потом я вывалился из кабины, и всё. Я приблизился к планетолёту, протянул руку и провёл ею по гладкой обшивке. Перчатка сняла слой налёта, образовавшегося при перегреве в плотных слоях атмосферы. Я точно сюда прилетел. Я помню эти 11g.
Люк отъехал в сторону, и я поднялся в шлюзовую камеру. Без труда вспомнил команду для восстановления температуры и нормализации внутреннего атмосферного давления. Когда столбики достигли положенных значений, откупорились гермодвери на всех перегородках. Я прошёлся по внутренним помещениям. Всё было так, как и в последний раз моего пребывания здесь. Затем я прошёл в кабину. Здесь также ничего не изменилось. Усевшись в пилотское кресло, я ощутил такое родное чувство, словно всю жизнь прожил в нём. Едва я прикоснулся пальцами к приборной панели, как в голове всплыли все навыки управления.
Стартовый импульс нижних дюз оторвал днище аппарата от поверхности обледенелой Пинны, – так значилась эта необитаемая планета в базе моего астропарсера. Уверенно маневрируя между потоками бешенного ветра, я вывел ”Омоко” на орбиту. Всё было привычно, всё было как всегда.
Когда мне удалось согреться, я начал думать. Я думал обо всём по порядку. Сначала о том, что я мог забыть на этой необитаемой ледяной глыбе, последней, восьмой по счёту планете в системе Редпич. Потом думал о том, что мне вообще нужно в этой системе, в трёхстах пятидесяти парсеках от центра навигационной привязки планетолёта? И наконец, думал о том, кто я такой... Важнее всего, безусловно, был третий вопрос, но легче и целесообразнее было сначала ответить на второй. В журнале астропарсера сохранились некоторые записи гиперпространственных переходов. Последняя точка погружения была совсем близко – на орбите соседней планеты, которая сейчас завершала вторую фазу вращения вокруг центрального светила.
Прыжок прошёл успешно, и вскоре я уже гасил орбитальную скорость в стратосфере Кроссвальда. Мда, эта планета заставит вздрогнуть от страха кого угодно. В космосе она сияет голубым светом, отражённым от облаков под толстым озоновым слоем, но под этими самыми облаками раскрывается изрезанная барханами и лавовыми трещинами поверхность цвета жжёного сахара. Я никак не мог разглядеть на ней какие-либо признаки жизни. Решил сделать виток. Запустил автоопределение диаметра сферической массы и построение траектории направления полёта. ”Омоко” пошёл вдоль экватора. Не успел я расслабиться и откинуться в кресле, как запищала навигационка. Я обратился к приборной панели, отключил автопилот, развернул нос влево и снова задал автоматическое управление. В контактном списке появился один тактический объект – космодром, который сейчас был всего в семистах с лишним километрах от меня.
Машина медленно ползла к маркеру. Казалось, я вот-вот увижу искомый объект. Но когда из-за горизонта прорезался яркий свет местного солнца, я вообще перестал что-либо видеть впереди. Однако в течение следующего получаса я снова испытал дежавю. То, что я увидел, было красиво и ново, но в то же время знакомо и явно связано с чем-то неприятным... Я увидел на поверхности глубокий кратер исполинских размеров. Это был Ганимед – город, названный в честь одного из спутников Сатурна. Ганимед был создан искусственно. В кратере работали мощные системы сохранения гравитации и удержания кислорода. По окружности кратера вверх тянулись белые струи воздуха. Что касается внутреннего вида города, то он потрясал. Издалека почти всё, что было внутри, выглядело зелёным – трава по склонам, деревья... Я легко вскользнул в купол через плотную границу воздуха, затем опустился практически впритирку к земле и теперь летел на максимальной приземной скорости. Город был очень красив и современен. Я любовался садами, дачными домиками, каменными дорожками, по которым можно ходить босиком... Потом я открыл глаза пошире, и вдруг с ужасом понял, что пейзаж иллюстрирует вовсе не идиллию, а послевоенное положение.
Крыши домов были обвалены, на магистралях тянулись длинные ряды раскиданных, перевёрнутых и искорёженных машин. Всюду битое стекло, поваленные деревья, баррикады из мешков с песком, и тела... Женщины, старики, дети были разбросаны мёртвыми буквально по всей обозримой территории. Ещё аппараты. Везде валялись сбитые красные аппараты неизвестной мне конструкции. Людских планетолётов было мало, в основном эти красные, страшные, непонятно откуда взявшиеся машины. По мере продолжения моего полёта появлялись всё новые вещи, которые пугали меня ещё больше других. В конце концов, меня обожгла мысль о том, что в городе не осталось людей. Ведь за всё время я не встретил ни одной живой души... Город пуст?
Нет, я не был готов в это поверить. И к счастью, оказался прав: на самых задворках города, откуда начиналась производственная зона с безжизненным пейзажем, я увидел группу шагающих ганимедовцев. Они шли очень медленно в сторону транспортного контейнера, установленного на стартовой площадке. В таких контейнерах на орбиту отправляют груз, который затем подбирают крупные звездолёты. Не долго думая, я приблизился к транспортнику и запустил посадочный режим.
”Омоко” состыковал все посадочные точки с поверхностью, затем борткомпьютер отдраил люки, и началось стравливание атмосферы. Я вышел наружу. Люди, которых я очень хотел увидеть, медленно приближались. Они шли не просто медленно, а как-то... ковыляли, если так можно выразиться. Многие опирались на костыли. Я поднял стекло скафандра, опустил забрало. Дышать стало легче, системы жизнеобеспечения Ганимеда работали отлично. Тут я разглядел этих людей, что сбросили с моей души тяжёлый камень отчаяния. Это были старики. Десять худых и немощных стариков шагали мучительно медленной походкой старых наркоманов. Я вглядывался в каждое лицо, и не видел в них ничего жизненного. Они были словно ходячие трупы...
Они прошли мимо, даже не бросив взгляд в мою сторону. Я не решился к ним обратиться. Позади всех шла сгорбившаяся старуха с костылём. Я снова испытал дежавю, только наши взгляды пересеклись. Я увидел её, и моя память начала возвращаться. Я помню её лицо. Старуха медленно повернула голову в мою сторону и посмотрела на меня своими старыми, заплывшими от слёз и боли глазами. Я разговаривал с ней раньше, и вот она вновь обращается ко мне: "Зачем ты снова здесь? Ты нам помог, спасибо. Но теперь нам нужно просто умереть, тебе больше нечего здесь делать".
Меня всего передёрнуло от её слов.
Её лицо передавало дикие мучения, она произнесла эти три фразы ровным голосом без какого-либо выражения, слова вылетали по звону струны, режущей ей сердце... Из глубокого погружения меня вывел звук разгерметизации контейнера, - кто-то из стариков открыл люк. Старуха повернулась вперёд и шагнула дальше, собираясь поторопиться на гибель, но я её остановил. Я просто протянул руку в её сторону, и она снова отвлеклась на меня. Я хотел спросить у неё, кто я и откуда я, но не мог произнести и слова. Просто смотрел на неё с вопрошающим лицом. Она поняла, и тихо мне сказала: ”Ты потерялся... Иди на север, там тебе покажут путь”.
К северу от Ганимеда простиралась бесконечная пустошь, что же там может быть, на севере? Я вспомнил, как впервые увидел этот город, и мне представилось, что пустыня сменяется оазисом... трава, деревья, вода... Я стоял на одном месте и рисовал себе это. Постепенно воспоминания всплывали, потом в ушах загремел страшный шум. Это был грохот турбин, который для этого небольшого мира стал оповещением ухода транспортного контейнера, унёсшего с собой последних жителей Ганимеда, переживших всех обитателей Кроссвальда. Кроме одного, который жил на севере, и к которому меня направила, как на искру надежды, сгорбившаяся старуха. Я опомнился, когда разгадал это, и тотчас пустился в путь.
Я не ошибся, я действительно всё вспомнил, а не тупо придумал ради собственного утешения. Спустя три часа после того, как я покинул воздушный купол Ганимеда, я наткнулся на точно такой же, за единственным отличием: купол высился над небольшим поселением, что по площади в сотню раз меньше Ганимеда. Располагалось оно не в кратере, а на ровном плато под отрывистым склоном высокого холма. Поселение являло собой несколько крупных обветлевших хибар из бамбука и листьев, древнее сооружение для обработки белой породы, тянущейся из грота в холме (очевидно, здесь была каменоломня) и два ряда приличных одноэтажных хижин, окружённых рядами деревьев, произрастающих прямо из мёртвого камня. Привычное запустение пока не предвещало ничего жуткого. Здесь же бил ключ: кристальная вода стекала по склону холма и собиралась в прозрачный пруд. В нескольких местах стояли и колодцы.
Уверенный в обманчивости этой идиллии, я заглянул в один такой колодец. Но увидел там отнюдь не набитое пулями тело в мученической позе, а лишь своё отражение в спокойной воде. Прохаживаясь по тихой деревеньке, я всматривался в окна хижин, разглядывал беседки, площадки для детей и матерей. Осмотрел и эстраду, где, очевидно, собирались толпы людей. Нигде не было тел, нигде не было крови...
Вскоре, продолжая бродить по пустующему селению, я наткнулся на место, которое в прошлой жизни мне запомнилось сильнее остальных. Как будто я был здесь перед тем, как решилось что-то важное, перед тем, как случилось то самое страшное, что загнало меня на ледяную Пинну в объятия медленной смерти. Это был костёр, вокруг которого собирались местные поселенцы, готовясь услышать слово старейшины. Сейчас он был просто грудой истлевших углей, в которую зачем-то была воткнута лопата... И я точно был здесь, я ждал слово вместе с остальными... Костёр находился в окружении трёх крупных хижин, одна из которых была жилищем старейшины. Я толкнул бамбуковую дверь и бесцеремонно вошёл в дом. В нём была всего одна комната, которая служила и залом, и спальней, и последним пристанищем умирающего на руках у старейшины-целителя человека… Меня никто не встретил, жилище пустовало. Внутреннее убранство было в безупречном порядке. Я осмотрел широкий круглый стол в центре зала, сразу привлёкший моё внимание. На краю толстой столешницы лежал желтоватый пергамент с измаранным пролитыми по столу чернилами уголком. Общая неаккуратность соседствовала с размашистой надписью, из которой я смог прочесть всего четыре слова: ”Оградившись, мы наслали обреченье”.
Вернувшись наружу, я обошёл хижины и хибарки. Наконец, решил осмотреть лопату, воткнутую в пепел посреди костра. Едва я приблизился к ней, как мой взгляд упал на просвет в живой ограде, опоясывающей всю деревню. Через него я вышел к широкому полю, которое было скрыто высокими деревьями ото всех точек обзора. Я осмотрелся. Увидел цветы. Не растущие, а брошенные на пригорки сырой земли в тени угнетающих каменных плит...
Зачем я сюда прилетел? Чтобы смотреть вот так на безликие могилы падших в сумасшедшей мясорубке? Мысли успокаивало тихое журчание воды в здешнем прудике. Я задумался, уставившись на облагороженный водоём. И мог бы так стоять до тех пор, пока меня не смело волной раскалённой песчаной бури, прорвавшей гравитационную оболочку купола. Я очнулся от забытия, услышав голос за спиной. Голос был мне знаком. Знаком ещё сильнее, чем лицо той старухи... И я снова слышал знакомую фразу: ”Ты потерялся”. Это был старейшина, боготворимый своими соплеменниками, наделённый божественным даром целителя. Но я также помнил, что в тот раз, когда он со своим божественным даром стал вдруг так важен для моей жизни и чести, силы его покинули... ”Я рад, что твоё временное беспамятство избавило тебя от ещё одного неверного шага” – сказал он, глядя мне в затылок. Я не хотел поворачиваться, не хотел видеть его глаз. Он похоронил всех своих соплеменников, которые верили в то, что он их защитит. И я ему ответил, совершенно не страшась грубости слов: ”Кто же теперь похоронит тебя, так, чтобы со всеми почестями, как ты постановил, ещё будучи в народе идолом?” – ”Кроссавальд, кто ж ещё... Вот-вот и похоронит”. Я посмотрел в небо и вдруг обнаружил, что не осталось ни одного искусственного облака. По ту сторону купола бушевала дикая песчаная буря, а в местах, где в озоне зияли просветы, воронки жёлтого песка выглядели пугающе огромными и могущественными... Я понял, что вместо пустых упрёков, нужно обратиться к старейшине за помощью. Мне нужно было срочно поймать новое звено цепочки, по которой я шёл сюда. Снисходительно и беспристрастно к моей грубости, старейшина опередил мою жалкую просьбу и тихо произнёс: ”Поднимайся и лети в сектор Правой Атлантики, в систему Миссури, и найди там ГАБ, - он шумно выдохнул через нос, а затем продолжил: – скорее всего, они тебя убьют, но по-другому найти причину своих скитаний тебе не удастся”.
Я зажмурился и попытался осмыслить услышанное. Мне нужно лететь в систему Миссури из Правой Атлантики? Чёрт возьми, так где я сейчас нахожусь, если мне нужно лететь в Правую Атлантику? Я ощутил за спиной резкий взмах холодного лезвия, как будто прошедшего по моей щеке, отскочил, обернулся и уставился в пустоту. Старика не было, он исчез... Я ещё раз огляделся, прощупав взглядом тёмные надгробные камни. Отчего-то я подумал, что не имею права судить этого человека, поведшего за собой целое племя, чтобы оградить их от рабства и животного существования в пустынях Кроссвальда и дать им жизнь в цветущем оазисе на границе полярной зоны, куда обычно не суются никакие работорговцы. Он не винил правительство Ганимеда, за то, что оно отказало дикому племени в крове. Он винил себя, - ”Оградившись, мы наслали обреченье” – что он скрыл от миролюбивых потомков древних африканцев все ужасы ледяной галактической войны, которая постепенно обволакивает человечество, сообщая об очередной Роковой ошибке... Он лишил этих людей осознания неизбежной гибели, подарив лишь один момент дикого ужаса, страха и непонимания, когда орда звёздных кочевников разрушала всё ими созданное здесь... Они не знали, что это всё повторялось, и что это уже однажды случилось с их предками, когда апокалипсический змей затянул свои кольца вокруг грешной Земли...
Повесть вторая.
История НАРГ.
Для чего человечеству нужен ГАБ?
На Новом Реконсиле, где я родился и прожил всю жизнь, в людях уже ходило предвкушение рабочего сезона. На дворе стоял август. С осознанием приближения рутиной учёбы да тяжкого труда с целью прокормить семью, к жителям мегаполиса приходило непреодолимое желание отдаться дикому расслабону. Молодёжь после утреннего пробуждения (обычно в 14:00 дня) пускалась по следующему маршруту: друзья – уличные кафе – сауны – стрипклубы – рестораны – дискачи – друзья – домой спать (последняя инстанция достигалась обычно к классическим двум часам ночи). У взрослых этот круг обычно немного сужался, но цель не менялась. Один я был как самый ярый домосед. Все наши университетские хреноделы, с которыми я больше всего общался, разлетелись по родственникам в обнимку с синими дипломами. Остались только те, кого я терпел только из солидарности однокурсника.
А что до друзей по двору... А двор снесли. Все мои друзья детства сначала неохотно, боязно, а потом уже из срочной жизненной необходимости ступили на короткую дорогу беззакония. Хорошо помню тот день, когда мы собрались в пустом переулке и решили для себя всю дальнейшую жизнь. И как на зло, день этот замыкал август-месяц, это был последний день летних каникул, нам всем тогда было по четырнадцать. Они ушли, а я остался. Я знаю, что нельзя ни в чём упрекать их выбор. Тогда казалось, что это был единственный выход. Многие потом с усмешкой смотрели в мою сторону, и много раз я жалел, что не пошёл с ними. У них появилось практически всё, или даже всё, о чём может мечтать дворовая шпана, взамен лишь образованию, гражданской чести и семье. Вот последнее-то меня и удержало. Так резко что-то менять для меня было слишком сложно. Мы продолжали ютиться в балках. Мать родила мне брата, отец работал на титанировом заводе по выплавке корабельных дюз... И казалось, будто так будет длиться всю жизнь, а потом всё просто закончится, и не о чем будет жалеть. Но время прошло, правительство решило отказаться от одной планеты на задворках системы, которая упорно не давалась колонизации. Программа по адаптации её условий жизни была свёрнута, и все силы и средства распределили по остальным шарикам системы Миссури. Новый Реноксил не остался обиженным. Наконец-то люди узнали, что значит слово доход. Общество встало на ноги, появились торговые связи, развернулось предпринимательство, жизнь понеслась и закружилась.
С тех пор минуло четыре года. Мало, на первый взгляд, но оказалось достаточно.
Новая жизнь вырыла себе русло, по которому благополучно продолжает течь. Что стало с моими бывшими друзьями, я не знаю. Скорее всего, живут ещё, но вот чего я уж точно не хочу, так это когда-нибудь встретиться с ними...
Закончилась пора отпусков, 811-й год перешагнул за свою половину, близился осенний призыв... Плакала моя аспирантура, и при том проводы в армию намечались невесёлые... Родители вместе с моим бешенным брательником съехали к друзьям за сотню парсек, и у меня появилось целых три месяца одинокого существования. И радость мне пока приносило даже лёгкое пробуждение утром. Знакомые из КИТ’а (до этих трёх букв сокращали наш Клуб Информационных Технологий, в котором я состоял с десятого класса) помогли устроиться на работу в хорошую организацию. Днём я админил серваки, а вечером испытывал офисную вседозволенность. Ночами играл в MMORPG’шки, спал когда как: иногда по двенадцать часов в сутки, иногда по два. По выходным любил сидеть с пивом на лавочке где-нибудь вдали от всепрезирающих глаз прохожих. Про то, что год назад испытывал себя в плавании, вспоминал только когда совсем становилось нечего делать. Но также быстро забывал, только приходила в голову мысль протестить какую-нибудь новенькую видеокарту. Такая асоциальность вкупе с ленью (несмотря на то, что многие рвались повесить на меня табличку ”трудоголик года”) меня вполне устраивала.
Последний летний месяц подошёл к концу, а с началом сентября была запущена какая-то рекламная компания, официально предназначенная для того, чтобы молодёжь смогла ответить на вопрос ”Для чего человечеству нужен ГАБ?”. Невооружённым глазом обычного горожанина было видно: молодёжь (в число которой, с небольшими оговорками, вхожу и я) волнует что угодно, но только не ГАБ. Однако Глобальное Агентство Безопасности отныне было везде. Центральные улицы крутили ролики на широкополосных экранах. Листовки покрывали заборы, стены, двери... в конце концов, даже ветер гонял красочные бумажки по земле. ГАБ’овцы заявлялись в школы и в колледжи, и ВУЗы не обходили стороной. Очень просто было сделать вывод, что не рекламная это компания, а самая настоящая агитация. За своей двусмысленностью (раскалывается не сложнее фисташины) тексты на всех тех листовках, плакатах и телеэкранах гласили одно: живёшь в Атлантике, поспеши встать Атлантике на службу. По началу думал – бред. Что ещё за глобализм? Ясное дело, служить придётся, но чтобы прямо всю Атлантику защищать... У нас что, галактическая война намечается?
Одним спокойным вечером я, сидя в офисе, прогулялся по ряду форумов подобной тематики. Прежде всего меня интересовали все ”прелести” службы в ГАБ, о которых агитаторы так яро заливают. Очень скоро я предстал перед интересным фактом. Оказывается, ни о каких прелестях-то службы и не заливают... Главное, на что делают упор агитаторы, - это чувство долга и чести, присущее каждому гражданину. И было ещё кое-что, что некоторые могли поставить в преимущества подобной авантюры, - это специальность, которая присваивается по окончанию службы. Можно стать пилотом гражданского воздушно-космического средства, либо пилотом средств противокосмической обороны, в зависимости от подразделения, в котором будет проходить служба. То есть это прямая дорога к целому букету престижных и высокооплачиваемых профессий.
Тут я надолго ушёл в себя, пытаясь нарисовать чёткий, не размытый и не корявый образ космического пилота, пьющего в парке пиво и просиживающего сутки за компом. Космос – это бесконечная динамика... А моя привычная жизнь – это бешенство лени. Если я когда-нибудь перейду к этой динамике, то я одолею свою детскую боязнь – боязнь резких перемен. Ведь всю жизнь я чувствовал слабость, когда приходилось отказываться от того, к чему так привык, чтобы получить взамен лучшее прежнему. Когда несколько лет назад Новый Реноксил представлял собой огромную промышленную свалку, я не пошёл грабить и убивать только потому что боялся перемен в привычном ходе жизни... Я привык к посредственности и не хотел помочь себе. Теперь, когда планета процветает, во мне ничего не изменилось: я не иду дальше того, к чему привык...
Я слишком долго висел в задумчивости и не услышал, как в кабинет вошёл Виктор Иванович, то бишь мой суровый начальник. Он поймал меня в меланхоличном настроении, уткнувшегося в страницу ГАБ’овского форума. Похоже, где-то в его душе тронулась струнка заржавевшей арфы. Он положил руку на моё плечо и спокойно сказал: ”Значит, рвёшься Родину защищать... ”. Я вздрогнул, повернулся к нему, а он посмотрел мне в глаза, выражая своё искреннее, не скрытое уважение. Я понял, что сейчас смотрю на него как идиот, и ответил: ”Да я ещё так, просто прикидываю” – ”Ну, чтобы не ломался попусту, пожалуй, натравлю я на тебя своего хорошего знакомого, вот он тебе такое расскажет, что ты все свои сомнения разом из головы выкинешь, и ещё ругать себя за них будешь”. Начальник вышел из кабинета, оставив меня с тяжёлой головой до конца вечера.
Смысл сказанного Виктором Ивановичем дошёл до меня к обеденному перерыву следующего дня, когда ко мне за столик в кафетерии подсел молодой журналист с приветливой южно-американской физиономией: ”Здравствуйте, я Рональд. Можно просто Рон. Мне сказали, что вы сильно колеблетесь и не можете принять важное решение... Так вот, я пришёл сюда, чтобы кое-что вам поведать, что безусловно поможет вам сделать перевес в верную сторону”. Я едва сдержал во рту не проглоченный кофе, когда услышал это. Рональд это проигнорировал и уверенно продолжил: ”Я хочу сказать, что знаю конкретно ваш случай, и знаю, что именно повлияет на ваше решение”. Я поправился на стуле и ответил прямо: ”Послушайте, Рон, я уверен, что важность вашей информации для меня сомнительна” – ”Вы просто многого не знаете. Давайте подойдём издалека”. Это предложение мне не понравилось. Когда цыгане на базаре начинают попрошайничать, в своих изречениях всегда подходят издалека. Но я не стал высказывать свои недовольства и позволил Рональду обратиться ко мне так: ”Вы хорошо учились в школе?” – ”Ммм... неплохо” – ”А вы помните, с какого момента времени вам начали преподавать курс истории?” – ”С начала первого века, ...в котором мы живём...” – ”Верно, но вам не рассказывали, что наш первый век вовсе и не первый” – ”О чём вы? Конечно, рассказывали. Мы живём в первом веке новой эры, ну и что?”. Рональд посерьёзнел. Он подсел ко мне ближе, придвинув свой стул. Я осторожно оглядел его, отслеживая каждое движение, как будто сидел рядом с голодным аллигатором. ”Алексей, а вы знаете, чем закончилась предшествующая эра?” – сказал он и просто-напросто выбил меня из колеи. Он обратился ко мне по имени, которое я ему не называл, и которое не помнил мой начальник. Я на мгновение подумал, что этот журналюга и вправду знает, как меня убедить. ”Конец эры ознаменовало исчезновение Солнечного пояса, – ответил я. – Его ещё называют Новым началом”. ”Да, это верно. – Рональд согласно кивнул и, выдержав короткую паузу, с энтузиазмом сказал: Но вы никогда даже подумать не могли, что уничтожение Солнечного пояса был вынужденным”. Это замечание было легче обдумать, чем предыдущий вопрос, и я быстро ответил: ”Допустим. И что с того? Какое нам теперь дело?”.
Журналист блеснул глазами, остепенился и поднял два пальца вверх: ”Вот оно то, что заставит вас... Вы лукавите, Алексей. Вам не всё равно” – ”О чём вы?” – ”Я повторюсь: вы многого не знаете”. И тут он начал свой рассказ, который во всём меня убедил. Я был поражён самому себе: это действительно стало важным для меня. Но больше меня поражало то, что я позволил человеку убедить себя, не заупрямившись...
Речь шла об одном неизвестном философе, который ещё в глубокой древности выдвинул теорию, по которой до сих пор живёт всё человечество. И будет жить до скончания веков, до гибели Вселенной. Теория отнюдь не сеяла жизнеутверждающие настроения, поэтому фамилию философа все постарались забыть. А само высказывание отражается в жизни людей, хотя те даже не осознают этого… История человечества имеет много начал и концов. Конец наступает при совершении одной Роковой ошибки, которая прерывает всё мирное существование и заставляет людей начинать всё снова. При каждом новом своём начале люди уже имеют интеллектуальное наследие, унесённое из своей предыдущей истории, поэтому время от каждого нового начала до нового конца сокращается... Так гласит теория. Самую долгую свою историю человечество прожило с Рождества Христова до XXVIII века. Это была Первая история. Лишь в XXI веке пределы родной планеты были покинуты, а в XXVIII веке была совершена Роковая ошибка. Заключалась она в самой пустой банальщине, о которой ещё задолго были сняты сотни фантастических фильмов, – в столкновении с инопланетной расой, с которой у людей никогда не могло завязаться дипломатических отношений. Людям пришлось уйти. Человечество покинуло пределы родного рукава Галактики, ознаменовав свой уход уничтожением двух сотен звёздных систем, из которых складывался Солнечный пояс. Из-за нарушения гравитационной кривой в рукаве образовался непреодолимо широкий промежуток пустоты, заполненной ионизированной пылью сверхновых звёзд. Промежуток был настолько широким, что луч света, образованный самым сильным источником энергии, который только можно было вообразить, иссякал на четверти пути. Из-за отсутствия крупных гравитационных масс удержание какого-либо тела в гиперпространстве на этом промежутке было также невозможно. Промежуток был назван Границей. И являлся он не только границей двух пространств, но и границей двух эпох человечества. Наступила новая эра, Новое начало. Людям удалось колонизировать сорок звёздных систем и покорить пространство в миллион кубопарсек за полвека. Образовалась сверхдержава – Атлантика, которую заселили люди, нашедшие в себе силы построить всё снова. И насколько бы не был огромен интеллектуальный урон, у них всё получилось...
Какую роль здесь играет ГАБ? Самую непосредственную. Именно силами Глобального Агентства Безопасности и проводились две главные операции – уничтожение Солнечного пояса и транспортировка людей. К сожалению, в первой своей истории человечество могло отдать ГАБ’у только одну эту роль. Но теперь, в I веке новой эры главным предназначением Агентства стало избежание возникновения предпосылок Роковой ошибки и максимальное её отдаление по времени. Главной предпосылкой Роковой ошибки может являться только пришествие неизвестной расы, - межзвёздных кочевников, сеющих смерть. Другие варианты массового переселения пока неизвестны (станут известны, когда всё уже случится). Поэтому Агентством непрерывно ведутся разработки принципов и подходов обращения с неземными цивилизациями. В рамках этого было создано множество подразделений, занятых во всех разумных средах деятельности. Подразделения состоят из стойких и храбрых бойцов, готовых отдать жизнь ради будущего человечества. В этом и заключается весь смысл службы в ГАБ, который я только что осознал, и который отныне стал смыслом моей жизни.
Минул сентябрь, за ним октябрь, а в первой половине ноября моя фамилия поступила во все нужные картотеки. Я попрощался с родными. Перед тем, как подняться на борт транспортного планетолёта, долго обнимал брательника, вытирал слёзы со щёк матери, слушал последние наставления отца. А потом в компании с такими же ”бойцами” ушёл на орбиту, оставив прошлое без капли тоски, отбросив воспоминания и ностальгию. Так было нужно. Этим я доказал собственную непоколебимость. Я впервые в жизни заставил себя отречься от привычек.
Я силой всё изменил.
Навсегда.
Сообщение отредактировал z-horror: 06 February 2013 - 10:03
Наверх
