Вход
Регистрация
- Они?
- О! Вы правы, Серж. Это мы проиграли всё. И вы и я, старый дурак.
За окном был шелест и дробный шум дождя, вторую неделю. По стеклу сползали серебряные струйки воды. Радист «Ванкувера» явно смотрел в окно этим вечером, или в иллюминатор - с утра он крутил без остановки старые блюзовые вещи. Майлз Дэвис, Сара Воган, Чак Ботти, Стэйси Хант – все они пели для этой пустой планеты на нашей волне… Серебряный саксофон, словно летящий печальной птицей над туманными просторами сонных болот, четкий шепот тамтамов и рояль. Где-то я это слышал. Все, уже вспомнил. В баре "У Теда", на Пятой авеню, два дня до эвакуации. Был мокрый декабрь, мокрый снег, мокрые мрачные люди. Желтые такси вязли в серой каше, звучала такая же спокойная музыка, дым сигарет, виски на два пальца, весь мир летел в пыльные бездны забвения, я в тот вечер впервые надрался до совершенно свинского состояния. Незнакомая усталая девушка вошла в бар, влезла на высокий табурет у стойки и заказала рыжему бармену хайболл. Тот подошел, протер перед ней стойку, поставил пепельницу.
- Погода дерьмо, жизнь дерьмо, слушай парень, закажи выпивку… - она прицельно смотрела на меня пустыми подведенными глазами. Мокрая короткая куртка, нелепая юбочка, черные чулочки с подвязками, у нее были красивые четко очерченные губы и красные замерзшие руки с хищными коготками, сигарета дрожит. Я кивнул бармену, заказал ей выпивку, настроение еще такое, на ползатяжки. А, думаю, к черту все...
Беннет отошел от окна, с хрустом потянулся, содрал с себя плащ и бросил его на диван у двери.
- Послушайте, Серж, как я устал за этот месяц. Дождь этот. Н-н-надоело все.
- Скажите, Эл, - я откинулся в удобном кресле и вытянул ноги. - Кто отдал этот приказ?
- А? Я не знаю. Наверное пришельцы. Кроме них, я думаю, некому.
- Нет. Я о другом. Кто развязал войну.
- Я могу ошибиться, но мне кажется, это сделала Российская федерация, - осторожно сказал Беннет. - Я прошу меня простить, но только Россия могла позволить себе нажать на ядерную кнопку. Вы, конечно, скажете, что мы, но я уверен. Наш президент не мог. Это честный человек, я республиканец и голосовал за него. Он не мог.
- А разве это имеет значение, кто?
- Теперь, наверное, нет. Но для истории, - сказал Беннет.
- Для какой такой истории? Истории уже нет, забудьте. Земля под карантином, 6 миллиардов людей заморожены в предпоследней точке времени. За миг до ядерной войны откуда ни возьмись появились вверги - ап! замри! - как в детской игре. И мы оставляем планету и переселяемся.
- Вы еще молоды, вам простительно ошибаться, - печально сказал Беннет. – Но история есть всегда. Пока жив последний человек, история человечества продолжается. Там, на новой планете нам позволят начать все сначала, но это будет совсем другая история. Прежняя остается здесь. И пустая планета - это тоже история. Вверги утверждают, что шанс человечества теперь там, на новой планете. Знаете... Важно не повторить ошибок. Серж! Вы еще не передумали?
- Нет, Эл. Я остаюсь.
- Один.
- Да.
- У вас была девушка?
- Нет. Теперь уже и не будет. Эл! Вы прямо как мой дед. Те же самые интонации. И высшего образования тоже нет.
- Но как вы будете жить здесь?
- Какая разница? Еды мне хватит. Склад госрезерва рядом. Лет через двадцать закончатся все эти барханы консервов. Буду охотиться на зверей. Кто-то ведь должен сторожить Землю? Поработаю сторожем.
- Как глупо. Зачем сторожить пустую планету? Для кого? Романтика, - помотал Беннет головой. - Послушайте, Серж. А вы знаете, что такое одиночество?
- Да. Знаю.
- Какой же вы еще мальчишка, Серж. Откуда, откуда вы можете знать, что такое одиночество?! А вы так легко обрекаете себя. Это ведь страшное чувство. Страшное.
Мы замолчали на мгновение.
- Улетаете?
- Вечерним рейсом на нашей летающей тарелке, на «Ванкувере»... черт, спать хочу, где кофе?
- Выше на полке, спички рядом.
- Ванкувер, почему Ванкувер? Эл, я никогда там не был. Теперь жалею. Красивый, наверное, город. Был.
- А я был как-то... За год до эвакуации. - Беннет застыл у окна. Там очень красиво осенью. И осень очень короткая. Знаете, Серж… я вспомнил. МакНили из Ванкувера. Поэтому и корабль так назвал.
- Теперь понятно.
- Оливье Шадек рассказывал. Приехал на борт с грузом, а почему, говорит, Ванкувер, и МакНили... ну, вы его видели, представляете, белый китель, седые усы, трубка, парусный кэптэн... Я, говорит, там любовь свою встретил, команда не против. Память о Земле, мол, наследие пропавшей цивилизации. Шадек пальцем у виска покрутил. Только МакНили мог назвать чужую летающую тарелку в честь земного города. А знаете... - Беннет застыл на мгновение с джезвой в руках, прищурился на окно, - Есть в этом названии что-то дождливое: Ванкувер, Ванкувер, осенью пахнет, что ли. - Кофе будете?
- Нет, не хочу.
Он чихнул, сдавленно ругнул ребят из синоптической группы и приглушил громкость на приемнике. За дверью что-то загремело, стук, шум шагов. - Кого еще черти, кто там? Дверь распахнулась, вошел громадный широкоплечий Приходько, техник из группы Шадека.
- Что вы там уронили, Эндрю?
- Ааа. Здрасте вам, хлопцы. Да отстань ты, Эл, пустые канистры задел. А пахнет как в раю. Ну спасибо Эл, а где кружка? Ага, вижу, иди сюда, родимая. Холодно, черт... А пожрать что? Наставили канистры , и пройти негде, в бога в душу мать-перемать. - Он подвинул плащ и сел на диван, уверенный, плотный, небритый, волосы мокрые. Он торопливо пил горячий кофе и крыл легким матерком погоду и жратву, отсутствие женщин и развлечений. Приходько очень переживал, что баб нет. Были бы, говорит, хоть пара сисястых девчонок, мы бы здесь устроили карамболь с прибамбасами, а так, мол, тоска зеленая.
- Я заварил этот кофе для себя. Серж, я ставлю свои часы, но...
- Да знаю. Стоит кофе заварить, а Приходько тут сидит.
- Стихоплеты, стихоблуды. Сидите тут без толку.
- Эндрю... Иногда вы напоминаете мне профессора философии Бертрана Смита, - слабо улыбнулся Беннет.
- И че этот Смит придумал?
- О! Это был очень многообещающий ученый. Опубликовал несколько блестящих работ о метафизике неизвестной вселенной.
- Да к черту эту вашу неизвестную вселенную, Эл. Зачем этот бедняга тратил время? Нам и с известной вселенной проблем хватило. Полна жопа огурцов.
- Серж, - растерялся Эл. - Что значит полная... Страп-он, я не совсем понимаю.
- Эл. Идиома. Непереводимый русский фольклор. Куча проблем.
Приходько выдул кофе одним долгим глотком. Встал, неожиданно мрачный: - Я говорил с Шадеком. Завтра с утра Канада, Оттава, Онтарио, вся акватория Больших Озер. Потом Аляска. Через пару лет ни одного здания не останется, ты понял. Распыляют какой-то порошок, от него бетон и железо тает как снег. Голая планета. Дороги, мосты, небоскребы - все в пыль. А нас забирают завтра. Вот такие дела.
Приходько покачнулся, ухватился за шкаф и в этот момент стало ясно, что он мертвецки пьян по обыкновению.
- Ты куда, Сергей? - спросил Беннет.
- Голова болит, пойду проветрюсь. - Я взял со стола сигареты, снял с вешалки свою куртку и вышел из комнаты. Последнее, что я услышал. - Эл. Вот ты математик. Где ты там был, не помню. Ага. Ну хрен с ним, в Гарварде. Да какая разница? Ты мне скажи, мужик. Вот как получилось, что мы с тобой друг друга понимаем? Я ж никогда на английском не говорил. Как мы понимаем друг друга, а? Ты разве учил русский?
- Не плачьте, Эндрю. Не нужно.
- Ты мне вот что скажи. Почему я не могу увидеть свою дочь?
Я прошел стоянку машин, прошел мимо сваленных в кучу раскуроченных ящиков с консервами. Постоял недолго под каштанами, вдыхая с наслаждением чистый, прохладный воздух. Он шел вторую неделю, днем и ночью: последний дождь-реквием для этого пустого бетонного города. И захотелось вдруг промокнуть под ним до нитки, побродить допоздна под холодными струями, еще раз пройти по знакомым и пустым улицам. Безлюдный, безмолвный город лежал передо мной, как чужая игрушка.
Пахло мокрым асфальтом, какой-то железистой сыростью.
Я завернул за угол и прошел четыре квартала в восточном направлении по безлюдной улице. Смеркалось. Холодный ветер небрежно играл призрачными полотнищами дождя. Неработающие светофоры, пестрые киоски, жалкие в своей неожиданной заброшенности, колонны замерших машин. На углу, напротив железнодорожного вокзала закурил вторую сигарету и неожиданно поймал себя на том, что иду по тротуару. По привычке. Мы теперь все делали по привычке, утром здоровались, слушали музыку на частоте «Ванкувера» - обозначали жизнь... Вверги подарили нам жизнь после остановки истории, и пусть я знал, что это не смерть, пусть я видел выкладки и документы о последних днях - я все равно чувствовал себя. Не так.
Я помню день эвакуации. Обычный день. Привычный, солнечный, весенний, просторный. Потом был полный стоп и пустота. Нас выдернули из небытия вверги. Пришельцы появились ниоткуда. Потом уже стало ясно, что все это время они следили за нами, надеялись на нас и только в последний миг успели подставить плечо. Всех землян убрали с планеты в одну секунду. А нас выдернули, как кукол из чулана. Теперь мы бродили по пустым улицам, отмечали для бесчисленной армии юрких киберов, что именно из музеев и частных галерей нужно погрузить в бездонные трюмы межзвездных грузовиков и говорили ни о чем. На всей Земле нас осталось не более сотни. Мы чувствовали себя отвратительно. Словно мародеры. Но условия игры диктовали не мы. Все было предельно просто: после очередного политического кризиса распахнулись шахты, и ракеты с ядерными боеголовками отправились по заранее намеченным курсам. Вверги остановили время и эвакуировали человечество. Всё. Планету Земля готовили к отдыху от землян. Шесть миллиардов людей собрали, как оловянных солдатиков, в коробку. А нас оставили собирать…. мусор. Мы были как похоронная команда.
Каждое утро я просыпался и думал, что я хочу забрать с собой на новую планету: красный мост в Сан-Франциско или Собор Василия Блаженного на Красной площади. Я хотел забрать все.
Однажды вверг Атапоинс - наш инопланетный куратор – сказал: - Вы, люди, не знаете что вам нужно, кто вы и куда идете. Вы привыкли закрывать глаза на правду, боитесь думать о правде. Или боитесь поверить. - Он тогда сидел напротив нас, развалившись в просторном кресле, худой , желчный. Он не понимал нас. И не хотел знать нас - приходилось. Атапоинс однажды сказал нам, что презирает нас. Так и сказал. За трусость, за нежелание мыслить, за нежелание делать то, что требуется, за самокопание и самонезнание.
Каждый из нас троих видел его по своему. Мне он напоминал отца. Беннет как-то признался, что Атапоинс похож на декана его факультета - толстого плешивого ворчуна. Приходько зло спорил о смысле жизни и ехидно ухмылялся, просил не вешать нам лапшу на уши. «Я не верю! - истерично орал ему Приходько, - Не верю, понимаешь, ты, чурбан бесчувственный, гермафродит чертов! Так и скажи своим зеленым человечкам наверху, что военный хирург гвардии подполковник Приходько из Киева во все это ваше дерьмо не верит. Не было никакой ядерной войны. Не было. И не могло быть! К такой-то матери все ваши доказательства, понял! Дай мне вертолет, оружие и еды на пару недель. Я буду жить где-нибудь и подохну там.» Вверг спокойно пожал плечами и сказал. - Бери.
Никогда не умел прощаться. Вот и сейчас. Беннет плакал, Приходько пил из фляги, Шадек молчал. Мы пожали друг другу руки, они зашли по покатому трапу на борт, киберы побросали вещи на борт и через минуту летающая тарелка ввергов исчезла в облаках. Всё. Стало тихо. Я остался один. Никто мне не запрещал и никто не отговаривал.
Я поднял рюкзак, поправил карабин на плече и пошел на север искать жилье. За покатым холмом, на дощатой веранде с несколькими столикам сидел Атапоинс. На голове у него была бейсболка песочного цвета с надписью "L.A.P.D". А над ним мигала вывеска "Голоден? Заходи к Барни! Бар и гриль". Я подошел, сбросил все на соседний стул.
- Привет.
- Привет. Остаешься?
- Как видишь.
- Не страшно? - тихо спросил вверг.
- Пока нет.
- Ясно.
- Что тебе ясно? Ребята уже на орбите?
- Нет, Сергей. Они уже на Бета Змееносца. Четвертая планета. Новая Земля. Минуту назад Приходько назвал один из северных континентов в твою честь. Земля Сержа Овчинникова.
- В детстве у меня был глобус. Помню надпись у какого-то полюса. Земля Королевы Мод.
- Почему ты остался?
- Не знаю, - честно ответил я.
- Ну и дурак, - спокойно сказал вверг.
- Спасибо за комплимент, - мне вдруг стало смешно. Сидим с пришельцем с другой планеты и он называет меня дураком.
- Атапоинс. Все уже улетели. Теперь-то можно сказать, какого черта вы вмешались.
- Тебе зачем?
- Не знаю. Так, на память.
- На память... Не думаю, что это так важно.
- Важно. Мне это важно.
- А ты кто такой? - прищурился Атапоинс.
- Человек.
- Ах... человек, - произнес вверг мрачно. И замолчал. Солнце присело на горизонт и висело красно-оранжевым сплющеным пятаком. Над ним неторопливо ползли подсвеченные снизу багровым редкие облака. В небе летали редкие птицы.
- Понимаешь. Вселенную мы обшарили очень давно. Всю. И кроме вас во вселенной нет никого. Она пуста на миллионы световых лет. Ни-ко-го... Только мы и вы, - Атапоинс говорил нехотя, словно о плохой погоде. - Без вас нам будет одиноко. Как было одиноко пять миллиардов лет по вашему календарю.
- И что?
- Ничего... Нас мало. Очень мало.
- Кого?
- Мыслящих. Ты даже представить себе не можешь, как мало. И мы верили в вас, мы так ждали вас, очистили окружающий космос от опасного хлама, ослабили вспышки на солнце, выровняли орбиты планет. Земляне выросли и… просрали все.
- Ты почему не улетел?
- Еще успею. Есть незаконченное дело.
- Я никуда не уйду.
- Это я знаю, - спокойно сказал он.
- И что ты тут забыл?
- Я размышляю. Тебя нельзя оставлять одного.
- Это еще почему?
- Тебе будет скучно.
- Аргумент. Железная логика.
- Скажи, а зачем вам нужны женщины? - неожиданно спросил Атапоинс.
- Тебе не понять. Самый простой ответ - для размножения.
- Неразумно. Нерационально.
- Ну-ну. Зато у вас все просто. Один вверг и есть семья.
- Что в это плохого? - невозмутимо сказал он. - Если я буду готов продолжить род - я не должен ни с кем советоваться, уговаривать, страдать от неразделенной любви.
- Тихо сам с собою...
- Не понял.
- Забудь. Непереводимая игра слов. Лети уже. Дома небось заждались.
Атапоинс смотрел на меня, как смотрят на необычный предмет. Он молчал долго. Потом поднялся, снял эту дурацкую бейсболку с надписью "L.A.P.D".
- Странный ты человек, Серж. Может, у тебя будет шанс. Я еще не решил. Мое дело не закончено, - странно сказал вверг. Он поднялся и неторопливо ушел. Даже не попрощался.
- Эй, Атапоинс. Прощай, - крикнул я. Он поднял руку в знак прощания не оборачиваясь.
Я остался один.
Я проснулся глубокой ночью. Рядом на постели лежала обнаженная девушка. Где-то я ее раньше видел. Только не помню где и когда. Она ровно дышала и спала, положив под щеку ладонь. Я осторожно укрыл ее покрывалом.
Вышел на терассу. Вытащил из кармана пачку сигарет. Вывеска продолжала мигать. "Голоден? Заходи к Барни! Бар и Гриль".
Я посмотрел в темное небо, усеянное звездами. Где-то там на планете, у одной из звезд сидит и молчит Атапоинс. Недовольный и мрачный. Который закончил таки свое дело.
- Экая ты скотина, дружище Атапоинс, - сказал я ухмыляясь звездам. – А говорил ничего не понимаешь.
Мне было спокойно и легко. Я закурил.
Сообщение отредактировал keylover: 07 April 2011 - 2:34
Наверх
