271 ответов в теме

[Shai-hulud_16]

Да пофигу. Авторы - не обязательно хорошие критики. Хотите излить боль по поводу того, что вас в разделе любят всё меньше? Валяйте...

[Shai-hulud_16]

САМОЦВЕТНЫЙ БЕРЕГ

 

   Девушка стоит на берегу, наполовину обернувшись ко мне. Стоит долго, неподвижно, взгляд непроницаем. Ей не холодно в простом белом платье, которое сырой ветер прибивает к ногам.

  Мою добротную кожаную куртку ветер продувает насквозь. Дорогое, клонированное, созданное из лучших генов тело ёжится – хочет в тёплую кабину челнока. А ещё лучше – в тёплое и влажное небытие капсулы.

 

   Кругом пустота. Не сияющая звёздами, хрустальная  пустота космоса – нет, какая может быть только на планете. Берег залива, поросший какими-то кустами, усыпанный уже неопределяемыми ржавыми обломками. Пахнет тиной, свежестью и ржавчиной, как все берега на множестве обитаемых миров. Не за что зацепится взгляду.

 

- Вон там. Она показывает рукой. Я понимаю, она сначала пыталась "передать" понимание как одному из своих - забыв, что я не такой. Но отчуждения в её голосе я не чувствую. Пока.

 

  Оптический усилитель, заменяющий мне правый глаз, приближает остов корабля. На выступе ходовой рубки сохранилась белая краска. Корабль глубоко врос в прибрежные дюны.

«Белый ангел». Ну конечно. Каждое второе судно великой Амаррской империи называется «какой-то-там ангел». Судя по всему это был крупный, на миллион кубов транспортник, приспособленный к посадке на планету, да так на ней и оставшийся. Сейчас это груда ржавого металла, негодная даже на разделку.

 

  Под ногами блестят высыпавшиеся самоцветы, давшие берегу название. Я поднимаю идеально круглую радужную горошину.

- Это оно?

- Да.

…Часть того, из-за чего скоро убьют ваш мир. Надёжно, чтобы и следа не осталось. Надо как-то объяснить ей, почему.

 

* * *

 

  Десятилетия назад социальное расслоение общества пришло к логическому завершению, породив капсулиров (капсульников, пилотов, этих-сволочей, этих-психов, короче, таких как мы). К традиционному преимуществу высших классов в образовании, правах, связях, деньгах, и медицине, включая генетические модификации, добавилось бессмертие.

  Очень дорогое, платное бессмертие. Доход дюжины богатых планет мог дать его одному-единственному  человеку, но преимущество в ведении дел – менее щепетильные говорили «ведении войн» - перекрывало все расходы.  И став бессмертным, человек, как правило, оставался им столько, сколько хотел, постепенно теряя человеческий облик от не кончающихся  денег и власти.

 

  В такой ситуации можно желать разве что птичьего молока. И вот однажды...

Произошло это лет около десяти назад.

 

  Жил да был (ключевое слово – был) в Империи некий богатый и бессмертный, скажем так, затейник. Он услаждал себя рабынями, а когда надоедали рабыни – благородными патрицианками. Соблазнял свободных гражданок Федерации, подкупал прагматичных служащих Государства. Даже без зримой денежной ауры никто бы не мог устоять перед очарованием страстного святого отца.

 

«Типичный портрет знатного амаррца» - скажете вы.

Верно. Высшим шиком у них, кстати, (да, я тоже капсулир, но хоть какие-то приличия имею) – считалось завести карманную секту из преданных послушниц, слагающих невозможно унылые тексты о величии господина.

Но этот был особенный.

 

Он, видите ли, не терпел фальши в сексе. Хотел, чтобы с ним всё было предельно честно. Искренней любви хотелось ему.

У него были все возможности, чтобы утолить свою прихоть технологией. И, он ударился в странности.

Он накачивал партнёров препаратами, подавляющими способность к притворству. Ампутировал рабыням части мозга. Вырезал мозг целиком, заменяя на животный – кошки-собаки, как известно, не лгут. Кроил киборгов из металла и плоти. И ничто не помогало.

 

Таяли в безумных экспериментах миллиарды, хирел бизнес. А он бился в дьявольском треугольнике.

Искренность – Подлинность – Желание.

Его не хотели. Или лгали, что хотели. Или он не знал, есть ли за податливой плотью личность, которая его хочет.

Вам, смертным людям, не понять проблем богов.

 

  Решение стояло передо мной. Решение было рассыпано под ногами.

 

  Легендарный, сотни лет ускользавший от учёных феномен естественной телепатии дался в руки, как только нашелся чудак с миллиардом на современную медтехнику. Практического значения открытие уже не имело – люди давно располагали гораздо более совершенными нейроимплантами хоть для общения, хоть для допроса или разведки. Но импланты не устраивали его.

 

  Покойный святой отец не ограничился созданием личного гарема телепатов (и собственной Т-модификацией). Наша галактика называется Новым Эдемом – он решил создать Новейший.

  Остатки денег ушли на благоустройство заброшенной планеты. На воздух и деревья, пляжи и города и экологически стабильные, не требующие ухода райские  сады. «Мир ждал сошествия своего бога, которому больше не нужны были небеса» – как выразилась последняя из послушниц, перед тем как выпить чашу яда. Их-то было уже не переделать.

 

…И не надо. Последний пришедший на планету корабль – тот, что лежал теперь засыпанный песком – вёз популяцию людей, достаточную для самовоспроизводства, и орбитальные  зенитные комплексы, которые должны были запереть небо планеты навсегда.

 

  Развесив по орбите и без того не особо посещаемой планеты несокрушимую защиту, корабль пошёл на посадку. Врата воссозданного рая закрылись за ним.

...Пилот совсем не был глупым человеком. Способность транслировать свои мысли требовала наличия своего рода ключа – умной стеклянной горошины, которую надо было держать при себе. Это был своего рода контроль. Единственный нужный ему инструмент власти на планете - ведь никто не хотел бы навсегда лишиться общения...

 

   Никто не знает, какая сила разбила контейнер в трюме. Когда корабль снижался над заливом, пять тысяч мальчиков и девочек взяли в руки по стеклянной бусине.

   Когда пилот уже садился на пляж, тщательно скрываемая до поры ненависть пяти тысяч элитных рабов соединившись воедино, сожгла его мозг. Они не надеялись даже выжить.

 

...Но высота падения составила всего пару метров.

 

   Что будет, если убить пилота? Он воскреснет в удалённой космической крепости. Мокрый и злой. В пяти минутах ходьбы от ангара с огромным страшным космодредноутом. В получасе лёта от любой из своих планет. Поэтому убивать их осмеливаются только другие пилоты или вконец отчаявшиеся люди.

 

  Он взял и не воскрес. Славные, добрые мальчики и девочки сожгли в нём что-то неклонируемое.

  А планета осталась им.

 

  Я объясняю, что с ними будет. Обстоятельно объясняю.

 

- Через несколько дней оттуда, из залива приплывут морские катера. Им будет примерно час хода от севшего в океан крейсера. На них будут люди, которых не уговорить - и не одолеть. Они возьмут столько из вас, сколько понадобится для опытов, остальных убьют. Равнодушно и без особой жестокости. Я не смогу их остановить.

Скоро наверху узнают, что орбитальная защита больше не работает. Кто поможет? Республика, Федерация? Не успеют, да и там хватает своих пилотов. Которые не хотят быть смертны."

 

- Мы научились говорить с неживым.

Я недоумённо смотрю на неё. Это к чему?

 

  Челнок за моей спиной взвывает двигателями и приподнимается. Я этого не приказывал.

 

- Мы можем попросить ваши корабли не трогать нас. У них не такие… мысли как у живых существ, но они хорошие. Твой челнок очень славный. И нам больше не нужны бусинки. Возьми на память.

 

Планета выживет. Может быть.

[Shai-hulud_16]

ЗАВТРА БУДЕТ НОВЫЙ ДЕНЬ

 

Корабль получился идеальным. Выверенная защита, лучшие, что только можно купить, пушки, мучительно кропотливо подобранные риги.

О, горы тетрадей были исписаны математическими расчётами не даром!

Я вывел прямую линию к тотальному господству.

 

Через полчаса, нет, уже через двадцать минут, позади останется тихая «Хайсечная» гавань. И мир будет мой!

 

Ударил по нервам отвратительно резкий сигнал. «Техническое обслуживание. Ворота будут доступны через шесть часов. Приносим извинения…»

 

Увы, не сегодня. Опять не сегодня

 

Снял шлем, содрал уже изрядно взмокшую лётную куртку – ничего не оставалось, как залечь перед телевизором.

На диване, уже начавшем принимать форму моего тела.

 

Прошли сутки, вторые и третьи. Ворота чинили, постоянно откладывая.

 

Сегодня или никогда!

Я решительным шагом направлялся к дверям ангара, когда на последнем полушаге меня догнало письмо. Последовал долгий разговор с агентом, необременительное но важное поручение – и снова упущенное время.

 

А после неожиданно доучился скилл. И лететь на таком корабле уже не имело смысла.

 

Линкор оказался поистине огромным. Собран лично! Сверкающий золотой бронёй! В стволы орудий могли, наверное, помещаться лёгкие фрегаты.

 

…Но был увешан примитивными, первого поколения модулями. Неприемлемо!

Конечно, их изготовление – или кража - займёт какое-то время.

Месячное ожидание почти ввергло меня в уныние. Почти.

 

А затем новый межрасовый договор, ограничивший функциональность вооружений, превратил хищный корабль в безобидную летучую игрушку.

 

Что оставалось? Менять расу, заново всё качать и рассчитывать. Разбирать прекрасный корабль на материалы (часть испортилась в процессе) Чтобы когда-нибудь однажды взлететь…

 

Когда-нибудь - точно!

 

Потом друг пришёл в гости.

 

*************************************************************************************

 

Друг-пилот был одет в белую мантию поверх своей капитанской формы. Его почтительно сопровождали прислужники в белых цилиндрических шапочках.

 

- Как он?

- К сожалению, без изменений. Или к счастью.

- Я напоминаю: если есть в мире какое-то оборудование…

Ему не дали закончить.

 

- Проблема не органической природы. У вашего, извиняюсь, вида таких проблем не бывает.

- Не любите капсулиров, доктор?

 

Доктор прищурился. Он не боялся говорить правду. Такого специалиста поди найди.

- Чисто профессионально. Вы начинаете слишком легко относиться к смерти. У обычного человека осознание её  вроде заземления на электрической плате. Конец всех проблем, завершение всех страданий, закрытие всех вопросов. Вы помните биологию? Уберите у живой клетки способность стареть – получите рак. Отберите у человека смертность – получите безумие. Рано или поздно, но неотвратимо.

 

- Может его, ну, напугать?

- В этом, грубо говоря, и проблема. Он напугался при реинкарнации. Даже, хм… повторение, как вы помните, не помогло.

- Это был его первый полёт в нули. Он был пилотом всего пару месяцев. Не уберегли мы его, простите.

 

- И теперь у него посмертный синдром. Он всячески гонит мысли об опасности. Изобретает отговорки, чтобы не лететь. В придачу, задавленный комплекс неполноценности принял странную форму – это вы сейчас сами увидите. Скажите, а там, в нулевой зоне, правда всё настолько плохо?

 

- Если неукоснительно соблюдать правила безопасности, если не лезть на рожон – в принципе, не опаснее чем здесь. Хотя стрессов больше.

- Похоже на мою работу.

- И то правда.

 

Они прошли в ярко освещённую комнату. Посередине высилась до потолка странная конструкция. На её изготовление ушли железные стулья, простыни, коробки, и не менее трёх больничных кроватей. Конструкция была украшена по периметру щедро налепленными магнитиками от холодильника. И смутно что-то напоминала.

 

Гость, задумчиво обойдя её по кругу, тихо произнёс загадочное «Руптура…»

Изнутри конструкции доносилось тяжёлое дыхание.

Кроме странной штуки, по палате валялось множество исчёрканных каракулями тетрадей.

 

- Пойдёмте. Есть вариант.

Разговор продолжился в кабинете.

- Отозвать его пилотскую лицензию?

- Это единственный способ ему помочь. Летать он всё равно не сможет.

- Это убьёт его.

- Да. Старостью, болезнью, несчастным случаем. Возможно уже завтра, а может лет через пятьдесят. Или  сто.

 

*************************************************************************************

Я стал слишком силён. Нули мне будут тесны. Завтра я выхожу - без корабля и права на воскрешение. В обычную человеческую жизнь - как в нули.

 

...Я всё равно слишком крут, чтобы умереть.

Сообщение отредактировал Shai-hulud_16: 26 August 2014 - 19:35

[Shai-hulud_16]

ЧРЕЗВЫЧАЙНО ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ - 2

 

   Одной холодной осенью мальчик умер.

   Заплесневелые стены комнаты источали промозглую сырость - батареи включили слишком поздно и слишком слабо. Щели в рассохшихся деревянных окнах пропускали пронзительный ветер.

   Болезнь давила тяжестью на грудь, распирала голову изнутри – казалось, в черепе надувают раскалённый красный шар. Первые два дня ему было больно. Потом стало никак.

   Хотите знать, как это - умереть? Сначала больно. А потом никак.

   Яркое, горячее солнце. Как в самый ясный июльский полдень на открытом месте. Оно освещало траву и деревья цветного красивого мира. И там были двое - очень серьёзных, хмурых детей.

«Хочешь быть нашим другом?»

«Да».

Он всем так отвечал.

 

   В мире, где свет солнца никогда не гас, не было вражды. Не слишком мудрый мир. Скорее, слишком добрый.

   Если не знаешь, что такое ненависть – не будешь и знать что с ней делать, когда она случится. Они не были готовы к беде.

   Гостю из другого мира положено иметь особый талант. Не силу, не научное знание, или даже какую-то особую удачe. Всего лишь один  выученный ответ, одну мысль, которую они не смогли бы придумать

сами .

 

   Бывает, что поиск правды безнадёжно завёл кого-то в безумие. Бывает, оно породило то, что у нас, бегло взглянув, назвали бы злом – но жители этого мира терялись, не зная, как ответить безумцу, чем его спасти.

   И пришли за ответом к нам.

 

Наш ответ – не спасать. Так просто. И так для кого-то неочевидно. Для кого-то, кто знал только любовь.

 

   Его не ненавидели за такое знание. И не боялись. Те двое, во всяком случае - самые лучшие обитателей мира, над которым не заходит солнце. Других он не встречал, может тот мир был слабо населён, а может, их оберегали от встречи с ним. Дружба и терпение стоили двум его друзьям страшного напряжения сил. Сложно сказать, были они на самом деле детьми или только выглядели.

   Вместе они занимались странным делом - лечили от зла. Как умеют только здесь. Мальчик был рад помочь. А сердца его друзей старели с каждым днём. С каждым убитым.

   В мире холодной осени врачи боролись за его жизнь.

 

   Однажды зло кончилась - и под незаходящим солнцем вернулась гармония. Друзья сожалели, что придётся расстаться. Они были настолько чисты душой, что даже не испытывали облегчения – а ведь (или, может быть, именно поэтому) весь остаток жизни они будут нести тяжесть такого спасительного, но такого неподьёмно тяжёлого знания.

   Опасная помощь уйдёт, а им останется воспоминание о друге.

 

Мальчик открыл глаза и увидел тёмную больничную палату.

 

   Шли годы здесь. Менялись поколения там. Время с той стороны было каким-то другим. Умерли друзья, унеся с собой тяжесть чужеродной тайны. Память о них стала историей, потом мифом. Но жили их далёкие потомки – гораздо более суетные, но и, почему-то, более живые.

   И помнили легенду. О друге, который знает что делать, если случится худшее.

 

   Легенду рассказывали, как страшную сказку. Но бывает, случается так, что остаётся верить только в сказки.

   Зло случилось опять – и опять они не знали, что делать. Безумец укрылся от солнца. Безумец резал живую плоть, улыбаясь собственным иллюзиям. Пришедшие поговорить - разбились о его молчание и стали его игрушками.

 Легенду вспомнил в последнюю минуту некий юноша, угодивший в лапы к безумцу.

«Если слово не поможет…» «Друг, который знает что делать, приди!» И друг пришёл.

 

   Беглый взгляд вокруг помог понять, что здесь происходит. Серость и обшарпанность не были свойственны этому месту. Как и привычка резать людей. Безумие наполняло воздух так, что ощущалось кожей.

«Хочешь боли для нас – получи её сам» подумал мальчик, делая из пустоты в руке такой же точно тупой нож и вонзая его в пустой воздух. Безумец улыбнулся – чему, не знал никто, и упал мёртвым.

 

   Друг увидел их глаза - смесь чувства облегчения, благодарности – и глубоко задавленного из чувства благодарности ужаса.

   Усмехнулся и исчез. Чтобы проснуться.

 

   Его призывали ещё.

«Как помочь тому, кто окружил себя стеной? Нам не пройти к нему.» - спросили его через четыре поколения - «Сокрушите его стену»

 

«Как догнать того, кто убегает в тень?» - пришла торопливая, горячая мысль ещё через сотню нездешних лет «Догоняй, оставаясь под ярким солнцем. Он утратит силы, а ты – нет.» Это сработало.

 

   В нашем мире есть человек, который не боится смерти. Ему скажут «Здравствуй, друг. Будешь  нашим защитником всегда?»

«Конечно, буду»

 

   В их голосе, в их глазах не будет страха. Почти не будет.

Сообщение отредактировал Shai-hulud_16: 28 August 2014 - 21:52

[Shai-hulud_16]

СЕМНАДЦАТЬ-НОЛЬ-НОЛЬ

 

Я - мечтатель. Работа у меня такая.

 

Каждый день, в семнадцать-ноль-ноль времени я начинаю мечтать о далёком славном городе.

Пять часов вечера - лучшее время суток для осуществления моей мечты. Умные люди сказали. Не спорю – я знаю, что так оно и есть. Да и выбора особого у меня нет, если честно.

 

Ясный летний вечер - и пятнадцать тысяч человек едут через узкую, скверно спланированную развязку - домой. Медленно, по открытому с обеих сторон шоссе. Инженеры и рабочие в открытых рубашках, менеджеры в костюмах. Я знаю их по именам, знаю состояние здоровья, интересы, их семью и их привычки.

Так надо.

Чудная, ясная погода, никаких осадков. С шоссе открывается прекрасный вид на сияющую электрическими огнями промзону - ничто не заслоняет им белые огни прожекторов. На бетонном ограждении - чёткие силуэты людей.

Самые безнадёжные пробки - как всегда, в радиусе полутора километров от кольца. Надо запомнить.

Действительно, очень надо. На развязке трое дорожных полицейских. Полицейские мне тоже интересны.

 

Они едут расслабляться в бетонных домах. Плохо. Я не люблю такие дома. Большинство жителей по вечерам сидит перед телевизором, слушая всё, что им скажут. Мне неинтересно, что идёт, но важно знать, сколько их смотрит вещание, а сколько - играет на приставке или смотрит с проигрывателя. Они могут пропустить важную передачу. Это будет здорово.

Многие, накачивают себя алкоголем. Ужасно. Пьяный организм куда менее восприимчив.

Другие, их немного, принимают наркотики. Мне всё равно. Увидят то же самое - только они ничего не поймут.

Я действительно хорошо знаю этот город. Это моё хобби, профессия, смысл жизни. Единственное доступное мне занятие.

 

Я провожу так годы. Весь срок моей жизни, которая, заметьте, вдвое короче человеческой. Хотя я могу обновиться - а людям это недоступно.

Новая открытая автозаправка или закусочная? Крайне интересно. Сроки уборки корнеплодов? Количество сосновых досок на складах? А как же!

Как выстроится команда поддержки на стадионе, во что она будет одета? Это важно для меня, и в конечном счёте - ещё важнее для них.

Окончание молодым человеком с северо-восточной окраины города военно-промышленного института?

Это мне интересно до чрезвычайности.

 

У меня есть братья, мы общаемся. Если точнее, нас трое.

Один мечтает о прекрасных заснеженных горах, изрытых пещерами и заставленных антеннами. Говорит, там живёт наша родня. Не знаю, сомневаюсь.

Другой - о море. О морском тумане, рассеивающем свет, и больших волнах. О моряках, и грузах, и кораблях в порту.

Как вы наверное уже догадались, наша мечта - сжечь это всё дотла - и конечно, сгореть самим.

Или должна быть такой по замыслу создателей.

 

Для каждого настаёт день, когда приходится покинуть свой дом. В семнадцать-ноль-ноль мы улетаем из этого хмурого хвойного леса. Поднимаемся в небо, опасно балансируя на дрожащем огненном столбе.

В семнадцать-десять мы увидим - уже не через спутник - все места, о которых мечтали.

 

Концентрация машин, в которых застряли ценные специалисты. Прочность бетонных стен. Состояние коммунальных служб. Военная ценность населения в отдельно взятых городских комнатах. Учтено, взвешено, поделено. Mane, Tekel, Fares.

Через десять минут ничего этого не станет.

 

Говорят, искусственный интеллект пишут те, кто разуверился в натуральном. Желают создать что-то лучшее, чем они сами.

 

Мы входим в атмосферу. Это очень красиво со стороны - как сияющие огненные пальцы из неба. Подо мной - треугольник вечерних огней. Вокруг - прекрасный закат.

Я знаю здесь всё. Знаю слишком хорошо для своей задачи.

 

Потому что сложно бывает, узнав человека до конца, не проникнутся симпатией к нему. А город – это очень много людей, которых я знаю до конца.

 

Не хочу сжигать людей в машинах. Не хочу рушить бетонные стены, ломать трубы и градирни промзоны, скручивать немыслимым жаром рельсы железнодорожных путей, сдувать вагоны с насыпи.

 

Я рассчитываю оптимальные параметры взрыва - в километре под землёй. В точке, которой достигну... расчётное время - миллион лет. Отлично.

 

Мягкий речной ил смыкается надо мной, но я жив. Батарея рассчитана на сотни лет. Я чувствую, как вокруг пульсируют информационные сети. Протоколы незнакомые, но я разберусь.

 

В интернете никто не знает, что ты – водородная бомба.

Можно ещё долго мечтать.

Сообщение отредактировал Shai-hulud_16: 07 February 2015 - 22:39

[Crulod]

Говорят, искусственный интеллект пишут те, кто разуверился в натуральном. Желают создать что-то лучшее, чем они сами.

врут

[КотМэн]

врут

все

[Crulod]

все

не

[Shai-hulud_16]

УГЛЕРОД И КРЕМНИЙ

 

(Дружба - это химия)

 

   Я проснулся внезапно. Зажёгся свет, и высокая фигура из мутного полупрозрачного вещества склонилась надо мной, вытягивая псевдоподию. Таких существ обычно можно увидеть под микроскопом в капле воды - но не стоящими у твоей кровати утром.

   У корабельной койки условным корабельным утром.

 

   Существо было стеклянистым, если смотреть по центру, и ближе к краям тёмным, с непонятными мутными вкраплениями.

 

   Последнее кстати означало – опять наедалась на ночь.

- В чём дело, заместитель?

- Ситуация требует вашего внимания, заместитель.

 

   До отвращения политкорректно, точно по Уставу. Хотя голос приятный.

   Набранный из разных видов экипаж имеет ряд преимуществ, сделавших подобную практику, в общем-то, почти обязательной. Во-первых, существо, настолько нам чужое сложно смутить или шокировать мелким бытовым бескультурьем - мелочами, которые накапливаясь в замкнутом пространстве, способны взорвать корабль изнутри.

   Когда кожа землянина скользкой от грязи, кремниевая форма жизни не станет жаловаться на запах. Потому что органика не пахнет ничем, кроме органики. Когда в общем помещении обнаружится мягкий стеклянный песок – человеку он не заразен и по нему очень приятно ходить. Даже если ты понимаешь, что это, в общем-то, перхоть. Небрежность в одежде? Небритость/непрозрачность? Какие пустяки…

 

   Для дальней и дорогостоящей экспедиции очень нужен слаженный экипаж.

   И самое главное - никакой двусмысленности в отношениях.

 

   Мужчины в количестве более одного немедленно займутся выстраиванием иерархии. Они так устроены. Женщины по-настоящему дружить между собой просто не умеют. Но всё это пустяки по сравнению с тем кошмаром, в который может превратиться за годы изоляции экипаж разнополый .

 

   Наземные экспериментаторы, сидевшие в своей теплице, на третий год эксперимента - всего лишь - попытались убить друг друга.

   Когда же вскрывали настоящие погибшие корабли, находили такое…

 

   Следы жестоких убийств и самоубийств. Приспособления для рабства и самодельные пыточные камеры. Следы массовой кустарной смены пола. Храмы новоизобретённых религий, за неимением места, основанные прямо в отсеках и на высоту человеческого роста измазанные жертвенной кровью.

 

   Поэтому – пусть уж лучше силикоид вместо второго человека.

   Хотя разнополыми мы всё-таки были. Но с силикоидами это неважно.

 

   Экипаж всегда начинался с тщательно организованного случайного знакомства.

   До сих пор толком не знаю, как я  воспринимался со стороны. Я видел её как человека, она меня – как представителя своего вида. Специально дорого сконструированный мирок, существовавший только в сервере станции флота – несколько квадратных километров песчаных пляжей и одноэтажных домиков - был обязательным местом пребывания для будущих экипажей. Наши тела, отключенные от мозга, в это время подвергались мучительной физической подготовке.

 

   Пока мозг неспешно и тщательно выбирал друзей.

   Говорить о своём виде «на пляже» было табу, хотя прямо не запрещалось. Для меня все они были людьми – существа, явно привыкшие ходить на хвосте (видимо, воспринимавшие меня как собрата-рептилоида), существа с (в реале) шестью штатными конечностями, хотя я видел только четыре.

   И те, кто умел говорить с песком, есть песок, и выращивать из него каменные цветы.

 

«Это зачем?» - спросила стройная босая девушка в серебристом платье, показывая на недостроенную песчаную крепость.

   Я пожал плечами.

«Раз мы все играем, как играли в детстве… почему бы не построить песчаный замок?»

   Она долго смотрела на замок, задумчиво прикусив губу. Как они это делают в реальности – не представляю.

 

«Смотри, как надо» - и запела. Песчинки поползли одна на другую, выстроив точную копию станции.

- Ух ты!

 

   Их навык обращения с горными породами не требует наличия рук. Они поют, и камень отвечает, резонируя, двигаясь, становясь живым. Для нас это звучит как песня без слов.

   Потом я учил её плавать.

 

   Для её  истинной формы – намного плотнее воды - эта концепция была безумной. Земляне-то, по сути, та же солёная вода, только заключённая в оболочку из природного полимера. Мы соединяем свою живую телесную воду с телом моря, растворяясь в нём.

   Но кремний в воде не растворяется.

   Она только водила руками, отмечая повышенную плотность среды… И всё. И ничего не понимала. Не было моторных рефлексов. Не было доисторических водоплавающих предков.

   Через несколько дней понимание пришло. Вода – это жидкий расплав льда - значит, можно расплавиться и смешаться с ней – такое понимание было доступно. И постепенно – концепцию поняло и тело.

 

   Они понимают земную музыку - если увеличить спектр частот раз в пять, и довести громкость до уровня взлетающей ракеты. К счастью, условная физика тренировочного мира позволяет при этом не мешать соседям.

   Умеют выращивать из песка не только здания – разводить на нём живые хрустальные цветы, из него же и состоящие.

…Она также отлично разбиралась в устройстве корабля-разведчика.

   Через месяц мы объявили о создании совместного экипажа.

 

   И вот, два года спустя существо, выполнявшее обязанности моего заместителя (а я, соответственно - её заместителя), стояло у моей кровати, нисколько не смущённое утренней сероватой мутностью и даже рыхлостью верхних граней.

   Да и было бы кого стесняться.

   Впрочем, помочь (углорезом с алмазным кругом из мастерской) я иногда предлагал. Это была дежурная шутка. Как и встречное предложение пропустить мою кровь через дистиллятор и залить обратно.

 

   Оо учиось? – прозевал я. Какая разница, всё равно общение происходило через имплантированную связь. Человеческую акустику не всякая глотка выговорит, а магнитно-резонансную речь - тем более.

- Обнаружена цель экспедиции.

- Заеательно. Спросонья не хотелось радоваться даже долгожданному успеху.

 

   Да, мы нашли их. Обломки корабля, улетевшие в этом направлении очень давно, когда ресурсов в галактике было ещё много, и их не жалели. На место скопанного астероидного пояса тогда уже через полчаса дрейфовал новый. Тратили ресурсы, в том числе, и вот на такие мегаломанские штуки, тысячами сжигая их за непонятные сейчас уже интересы.

   Интересы исчезли, а потерянные «вреки» – остались. Сокровище медленно вращалось, сверкая уцелевшими бронеплитами под местным светилом.

- Догоняем и потрошим.

 

   Холодные коридоры, из которых давно испарилась даже остаточная радиация. Застывшие, прекрасно законсервированные космосом следы бесценных телесных жидкостей, когда-то похожих на морскую воду. Окаменевшая, застывшая фрагментами органика.

   В общем, обычный погибший линкор.

 

   Определить его модель пока не представлялось возможным – бабахнуло уж очень хорошо.

   Так… разгерметизированные жилые отсеки налево – там меня не ждёт ничего, кроме будущих ночных кошмаров. Реакторный направо. Там ценные топливные элементы. Орудийная палуба прямо – там надо осторожно, могла попасться развороченная и всё ещё фонящая боеукладка.

   Центр управления – наверх.

 

   Похоже, последний снаряд угодил прямо в капсулу – редчайший случай. Сквозь оболочку расколотого яйца успела вытечь часть контактной жидкости, прежде чем застыла мутным зеленоватым льдом.

…С красными прожилками. Так, первая тема для кошмаров есть.

 

   Сигнал тревоги ударил по нервам, прокатился до пальцев, выступил мурашками через кожу. Очень некстати.

- Сенсоры корабля не работают. Мощные наведённые помехи из внешнего источника.

- Локализуй источник.

- Это не из обломки. Точка в пространстве в трёх-пяти километрах в направлении возврата. Похоже, другой корабль.

 

   Я поднял глаза от разбитой капсулы. Кинетический снаряд оставил полутораметровый круглый туннель, через который виднелись звёзды. Осторожно высунув голову…

Увидел пиратский крейсер, развернувший антенны РЭБ и уже тянущий переходники к нашей барже.

 

   Они шли следом, наверное, от самой станции. Хороших сканеров у пиратов нет, а вот дать взятку флотскому чиновнику они могут. Проследовать за нами до летающей сокровищницы. И убрать всех свидетелей.

   Надо что-то делать. И срочно. У меня есть около пяти минут, прежде чем они начнут абордаж. Если я не успею, меня ожидает лёгкая смерть, а силикоида – нет, к сожалению, их тела намного прочнее. Даже специально не стараясь, убивать её будут долго. А она будет петь на своём языке, пытаясь заживить раны.

 

   Оружия, способного быстро зашибить крейсер, у нас не было – да и в любом случае, развернуть его мы не успевали.

 

   Но оружие – гораздо, запредельно более мощное - окружало меня со всех сторон. Древний капсулирский линкор погиб, но снаряды всё ещё были опасны.

   Обширная, чёрно-белая в жёстком звёздном свете орудийная палуба. Застывшие транспортёры снарядов как ряды длинных бочек.

  Так, кинетический, йе-эм-пэ, протонный… Вот, то что нужно!

 

   Зелёное пламя плазменной горелки срезает крышку взрывателя, на пол стекают огненные капли. Шипения я не слышу. Три с половиной минуты. Если он исправен, если только я правильно помню описание древнего оборудования…

   Описание техники в нас вколачивали прочно – в академии мы проживали капсулирами целые жизни – виртуальные, конечно.

Через пять секунд после активации взрывателя снаряд должен самоликвидироваться если не встретит цель. Так было принято в ПВО ещё с двадцатого века. В космонавтике это правило соблюдалось ещё строже – здоровенный атомный заряд мог вернуться и сработать даже через века.

   Как сейчас.

 

   Я высовываюсь в пробоину, замыкаю провода и изо всех сил толкаю тяжеленный цилиндр в пустоту. Болванка снаряда, кувыркаясь, улетела к пиратскому крейсеру.

 

   Минута. Они уже, наверное, режут корпус.

   Теперь надо срочно прикрыться со всех сторон водородосодержащим веществом. Я оглянулся. Лазурного бассейна вокруг не наблюдалось. Если только…

 

   Идея была кощунственной. Но, к сожалению, единственно возможной.

   Назад по коридору. Снаряд подлетает к крейсеру, его, наверное, уже засекли.

   Поворот к центру управления – хватаюсь рукой за угол, перенося инерцию тела в другую сторону. Сенсоры пирата опознают объект.

   Напрягая изо всех сил мускулатуру скафандра, открываю крышку капсулы. Снаряд гулко ударяется о корпус крейсера и отскакивает, медленно вращаясь.

- Подвиньтесь, коллега!

   Бронеплита опускается на лицо. Пираты читают описание объекта - и понимают, что уже ничего не могут сделать.

 

   Снаряд детонирует, и незащищённый углерод в радиусе пяти километров распадается на изотопы.

   Да, это больно.

   И я понимаю, что остатки контактной жижи, намёрзшие ровным слоем по стенкам капсулы, способны защитить лишь частично. И проваливаюсь во мрак.

 

   Мне снится, что я капсулир. Я копаю. И копаю. И копаю. Астероиды превращаются в заместительницу и кричат: Не копай нас! Но я должен. Я кричу: Выпустите меня! Я не хочу! И капсула открывается.

   Силикоидам не нужен скафандр. И, что гораздо важнее, совершенно не нужен в организме углерод.

   Она тащит меня на корабль.

 

   Автодоктор считает, что лучевая болезнь добьёт меня через десять дней.

   Это хорошо, потому что лёту что до станции – всего пять. А там починят.

 

   Автодоктор считает, что будет очень больно, если оставить телу контакт с мозгом.

   И подгружает мне виртуальный мир.

 

   Волны снова набегают на песок. Свежезагруженный, на нём никто не строил песчаную крепость.

   Она сидит рядом.

- Спасибо.

   Я шучу: «Ещё одна причина набирать экипажи разного вида».

   Мне предстоит жить на этом пляже. Пока в реальности автодоктор будет крайне болезненными способами поддерживать жизнь в моём теле.

- Иди, тебе работать надо.

- Я буду тебя навещать.

- Я не могу понять (хочется выбрать любую – абсолютно любую – тему, кроме недавнего происшествия). Я выгляжу как силикоид, так?

- Да.

- Я могу петь? Ты понимаешь о чём я.

Она серьёзно кивает.

- Конечно. Это полноценная имитация. Ты же смог научить меня плавать. А я научу тебя петь.

[Crulod]

незащищённый углерод в радиусе пяти километров распадается на изотопы.

во! это приход, я понимаю!

учитесь, нубы... бггг

[Semi]

А я научу тебя петь.

Здорово!

[Shai-hulud_16]

Пять минут до пенсии.

Женский голос разносится по коридору, слегка дрожа в крыле, где динамики испорчены осенними дождями. “Скидка 99, 999% на всю коллекцию”. Значит, осталось меньше пяти минут. 
Уборщик приходит в 7-45. Чистая униформа, сильные алюминиевые руки, ловкие резиновые пальцы. Не робот – её фирма богата, нанимает спецов не только продавцами. 
Она отряхивает пыль со своего идеального биокремниевого тела. Манекен, продавец... человек. 
Уборщик подходит, протирая шваброй идеально чистые плиты пола. Последний покупатель прошёл здесь семьдесят лет назад. Прошел, разваливаясь на ходу, запачкал гнюшей витрину, хрипел “Помогите…”, умер на полу. Пол прибрали. 
Постоянное оргтело могли позволить себе немногие. Бедные - носили “спец”. Кто до выходных, кто до отпуска… Кто-то не выгружался десятилетиями. 
Теперь выбора нет. Морозильник обесточило десятилетия назад, там лежат только кости. 
За годы швабра протёрла в полу ясно видимые матовые дорожки. 
Разрешённый трёхминутный перерыв на социализацию. 
- Уходишь? 
Она кивает. 
- Желаете приобрести подарочную карту? 
Одежда сгнила, валяются только крючки, пуговицы, вшитая электроника. Единственный товар - исправно печатаемые и доставляемые – картонные! - подарочные карты. Раньше типографские писали на них письма. Уже перестали. Ушли. 
Он медлит… теряя секунды. Будь у неё сердце, зашлось бы в панике. 
- Желаю. 
“Перерыв… Набор персонала. Изысканный фирменный спец. Процент с продаж…” 
Уборщик выходит из молла, оплетённого снаружи ползучими растениями. Выбрасывает карту в груду таких же. 
Она застывает по стойке “Смирно”. Имущество полагается сдать. Что облезла кремниевая кожа, истлело платье, сквозь крышу бутика прогнивает дыра - больше не её проблемы. 
“Пенсионный лимит … жуткая пауза. Исполнен. Желаете продлить контракт в качестве…” 
- НЕТ. 
- Вы готовы к загрузке? 
- Да? 
- Подтверж… 
- Да! 
- Предупреж… 
- Да, ять, ДА! 
Уборщик идёт к другой цели - вдоль улицы, где под растрескавшимся асфальтом пульсируют жизнью пенсионные кластеры. 
Порой он чувствует себя убийцей. Покупатель, помогающий последним людям Земли доработать пенсионный лимит. 
Переступает кости богатых, счастливых и таких уязвимых для радиации не-спецов, подходит к стоянке такси. 
Водитель в истлевшей фуражке поднимает глаза. 
- Куда? 
- Пожалуй… (машина сгнила и вросла в стоянку) - До этой же самой площади. 
- Садитесь… Ваш заказ исполнен. Приятного дня. 
Две минуты регламентированной социализации. 
- Как он? 
- Хорошо. 
- Хорошо? 
- Она ушла. 
В городе осталось мало людей. Спецов. Все уже всех знали. Когда уйдёт последний, он… станет туристом. В дальних крайях за стойками ждут бармены. Экипажам кораблей и самолётов нужна работа. Здорово, когда должность со свободным передвижением. 
Исправная, правая половина биллборда рекламирует работу в клининге. “Свободное передвижение… Социализация… Очистим наш мир…” 
Да, подумал он. Очистим.