Тот, кто стоит в дверях
посвящается Клиффорду Дональду Саймаку — автору, без которого я никогда бы не начал писать.
Нет никаких причин для смерти.
Когда интернациональный исследовательский комплекс «Лао Гань» выходил на стыковку с ликоидами на орбите Марса, это ещё не было очевидно. Ксенолингвистика рождалась в муках и в ожидании фатальных непониманий и срыва на первых строках переведённых слов. Армии сверхдержав готовились отражать угрозу из космоса. Гладко выбритые, сбалансированные и толерантные переговорщики отрабатывали сценарий за сценарием. Блоггеры, как обычно, пороли чушь. Президенты — в целом тоже, просто это было не так заметно.
А потом — всё было хорошо. Фантасты начала двадцатого века предрекали смерть от удушья уже на пяти миллиардах человек. На практике же оказалось, что когда средний ультраполис состоит из полусотни миллионов живых людей, не считая призраков и артефактов... не так и сложно принять лишние семь тысяч эмигрантов из недалёкой звёздной системы. Великая триада атмосферного давления, температурных условий и химического состава воздуха и пищи оказалась очень близка. Единственной проблемой стали три несуществующих на Земле аминокислоты, но эту задачу тоже решили оперативно.
Четыре дополнительных транспорта, прибывших в течение двадцати следующих лет, принципиально ничего не изменили.
Ликоиды были тихи и незаметны. Низкая посадка с опорой на длинные руки, сложенные в кулаки, большие трёхглазые лица (они быстро научились щурить лишний глаз), маленький рост, редкие бородавки, скрытые под одеждой... в общем, шансов избавиться от прозвища «гремлины» не было никаких. Впрочем, они и не старались. Тем более — в точном соответствии с архетипом — ликоиды без проблем находили общий язык с техникой.
В частности, с радиоприёмниками.
Вот с радио-то всё и началось. Радио и шаровые молнии. Когда Джиллиан Чейси, жена простого техасского фермера, вышла с ним на связь тихим, но слышимым голосом-фоном в новостной программе в то время, как в соседней комнате остывало её тело — Джек подумал, что сошёл с ума. Потом посчитал это подарком судьбы. И, в конце концов, начал пользоваться.
В любом случае, картофельные пирожки Джек жарить не умел. А есть — любил.
Потом голоса из-за гроба стали более или менее общим местом. Этот мир слишком часто заставляет терять, чтобы кто-то из нас мог отказаться от возможности внешних свиданий.
Потом выяснилось, что ликоиды не понимают смерти. Это так просто — ты видишь поле, танцующий узор электрических полей — и почему не поманить его к себе, оторвать от разлагающегося субстрата и научить быть.
Нет никаких причин для смерти. Нет, и никогда не было. Мы единственные в галактике, обречённые на уничтожение — и это можно исправить.
Оцифрованные призраки пытались возмущаться в судах. Привлечь внимание общественности не получилось, и индустрия загрузки на диск тихо загнулась, не успев родиться. Так бывает с технологиями.
Потом столь же плавно кончилась цивилизация. Оказывается, мёртвым не нужны живые, и дороги назад действительно нет. Им, которые могут двигаться со скоростью света и видеть мир так, как он есть на самом деле, без фильтров полуслепых глаз — не нужно и неинтересно подстраиваться под наш ритм. Но они успели рассказать о том, что ждёт по другую сторону. Сияющее пламя молний, знание тех, кто давно уже перешёл в энергетические миры. Смысл ещё раз и вновь проходить развитие, если есть короткий мост на последний уровень? Ты берёшь Гремлина за руку, и просто уходишь, отбросив пустую шкуру. Можно ждать, можно не торопиться — всё равно в нужный момент рядом будет кто-то из них и примет тебя. Потому что разум — высшая ценность.
Мы пытались убивать их. Потом передумали.
Я сижу в пустом городе, небо искрится бирюзовым светом мёртвых, дождь льёт сквозь разбитые окна.
Сегодня, в девять часов, она позвонит мне, и мы будем говорить о любви сквозь треск и шорох разрядов.
Вход
Регистрация
Наверх
