479 ответов в теме

[Донпэдро]

Есть только маленькое отличие - песни Бутусова врезаются в память и легко транслируются в отличии от ...

[Sera Onzo]

Есть только маленькое отличие - песни Бутусова врезаются в память и легко транслируются в отличии от ...

 

В отличие от чего? От Клэнси-потока? Ну дык уровень не тот. На этом форуме никто и ничто не врезается в память, кроме "скрыпнувших турелей" и фирменных дичовских "писькососалок" и "агильных арморных темпестов".

[Clancy]

Возвращение

 
Виктор возвращался домой.
Комфортабельный утеплённый автобус мягко накренился на повороте, через минуту притормозил около знакомой остановки. Открыл двери, выпустил пологий трап. Виктор проехал по салону — тяжёлое дыхание крепко выпившего пассажира потревожило чуткий нос, но вчерашний Праздник Победы всё оправдывал, и лёгкое раздражение под пронзительным зимним ветром забылось, растаяло почти мгновенно.
К счастью, дом был всего-то в сотне метров и одном переходе от остановки. К несчастью, зазвонил мобильник — у практиканта опять всплыл срочный вопрос. Пришлось спрятаться в нишу, натянуть шапку поглубже на нос и долго и тщательно диктовать регистрационные параметры для бионика.

В подъезде Виктор встал в угол около батареи и долго курил. Мобильник дрогнул, Виктор даже не стал доставать его из кармана куртки — в целом было и так понятно, что это подтверждение регистрации оплачиваемого разговора. До квартиры оставалось три минуты — но их хотелось продлить. Да, вкусный ужин, электричество без перерывов — не то, что два года назад. Целых две комнаты на двоих — три года назад это было непредставимой роскошью. По телевизору говорили, что следующее лето уже будет почти нормальным, что учёные Веренска нашли способ смягчить нанесённый китайцами ущерб... и в любом случае денег должно было с натяжкой, но хватить на общий отпуск в тёплых странах.

Но молчание уже поселилось в доме. Иногда Виктор подсаживался к Ирине и честно пытался вникнуть в сюжет очередного сериала. Изредка дарил подарки к нужным датам. Молчание стояло за спиной и ехидно улыбалось.

«Ничего, скоро будет лето...»

Перебивчатый стук колёс по неровной плитке коридора на седьмом этаже. Шелест вентиляторов системы активной очистки — последняя боевая тревога была под прошлый новый год, но снимать защиту не стали — так решило собрание жильцов. Лёгкий запах дезинфектанта — уборщица явно ошиблась с дозировкой, стоит ей на это указать, но осторожнее.

Дверь была закрыта. Виктор удивлённо поднял голову, приподнялся на ноги. Толкнул дверь ещё раз. Закрыто.

Роясь в стопке ключей и представляя страшное, он наконец нащупал нужную карту и поднёс её к двери. Дверь щёлкнула и приоткрылась, распознав хозяина, дрогнувшие руки выпустили ключ... пришлось маневрировать и сползать на пол, потом тянуться вниз, за картой, пытаться её подцепить ногтями — как назло, она прилипла к влажному полу.

Ирина никогда не закрыла бы эту дверь. Если бы была дома. Особенно зная, что Виктор вернётся с минуты на минуту.

И десять часов вечера — не время для похода в гости или по магазинам. Формально комендантский час отменили в прошлом году, но город не успел осознать, что живёт по законам мирного времени.

Стрёкот телевизора за внутренней дверью — «...вчера господин президент Александр Викторович выступил с заявлением о перспективах... ...на ферме Биран достигнут рекорд по сборам топинамбура... ...многоборец Васильев завоевал бронзовую медаль на соревнованиях в...» — намекал, что всё в порядке.

В порядке не было. Света не было — не считая синеватого мерцания телеэкрана. Ирины не было тоже. Виктор аккуратно повесил куртку на крючок и поехал искать труп. Впрочем, уже понимал, что не найдёт. На столе лежал её мобильник — со стёртой памятью. Справа от него — написанная от руки знакомым почерком записка.

Через несколько минут мобильник Виктора лёг по другую сторону от записки. Положить его красиво и симметрично удалось не сразу — мешала крупная дрожь в руках.

В тексте сообщения на телефоне, как и в листке желтоватой бумаги, по большому счёту, не было ничего нового. Он и раньше знал, что для жены лето — не очень весомый мотив, и соглашается Ирина скорее из вежливости. Сейчас же всё было расставлено по местам и отворачиваться не имело никакого смысла.

День прошёл по инерции. Потом ещё один. И ещё. Удивление сменилось надеждой, надежда — отчаянием, через пару недель подобралось забвение. Детектор качества работы сначала ушёл глубоко в красную зону, что привело к тяжёлому разговору с начальством. Потом вернулся к исходным позициям.

Потом Ирина позвонила, задала необходимые уточняющие вопросы, прислала наёмного ассистента, как эту профессию было принято вежливо называть в отношении ветеранов. На фоне знакомого, любимого и отстранённого голоса был слышен непонятный шорох.

«Гул далёких звёзд» — почему-то подумал Виктор.

Потом подумал ещё. Ассистент был вежлив и незаметен и не привносил в работу ничего личного. Поэтому он не заметил, как одной из следующих длинных зимних ночей — потеплело и снег ненадолго стаял, но зима продолжалась — Виктор придумал себе дверь и выехал в неё, повернув застоявшийся штурвальный замок.

Рысь поднялся из кресла, встал на задние лапы. Пружинисто покачнулся, вспоминая опору на кончики пальцев, а не на стопы. Пошарив по карманам куртки, нашёл латунный жетон с выбитой в нём цифрой «15». И оттолкнул кресло назад. через порог.

На секунду обернулся — поймал взглядом расплывчатый силуэт-отражение в матовой стали стены.

Память таяла, как сахар в стакане чёрного лирта, очищенный ветер бил по ладоням и предплечьям, заставляя ерошиться густой мех. Пятнадцатый остановился у стенной ниши и надел длинные белые перчатки.

Командный пост был пуст, в креслах лежали скелеты. Линия курса вела сквозь перпендикулярное время в небытие.

Пятнадцатый провёл утилизацию по необходимым протоколам, запустил на исполнение военную молитву. Ушёл в расчёты правильного курса... и понял, что не может рассчитать гравихронику.

По ночам локального времени на корабле висел наведённый зеленоватый свет окружающего небытия. Пятнадцатый проверял и перепроверял, взломав библиотеку навигатора и забрав себе все учебники. Мозг ксиантов не был пригоден для космогации без должной командной поддержки — или так было принято считать.

Локальное время искажалось, скользило и изгибалось. Подступающая тошнота прерывала расчёты, и не было смысла ни в часах, ни в календарях. Впрочем, так всегда бывает в угловом времени.

Наконец, после беглых проверок, с чугунным ядром, приклеенным над шеей, под черепом — и не помогал ни редкий обрывистый сон в кресле навигационного поста, ни бег по дорожке-тренажёру под бархатный отсчёт автомата — Пятнадцатый изменил курс корабля, и угол к стандартному времени начал сокращаться. В иллюминаторах появились первые звёзды. Желание вернуться в фантомный мир напоминало о себе. И продолжало напоминать. Отключение генератора фантомов проблему не облегчило.

«Мы так и не увидели лето...»

В цветных снах Пятнадцатый видел Виктора. После короткого курса достаточно жесткого лечения с применением спецсредств из флотских арсеналов Виктор вернулся домой и приступил к работе. Иногда он созванивался с бывшей женой — всегда только по своей инициативе, никогда не наоборот.

Постепенно звонки становились всё реже. Жизнь наладилась и вошла в колею.

Но однажды локальным вечером неизвестного месяца и года — до синхронизации с домашними станциями оставалось ещё предположительно пятьдесят суток — Пятнадцатый обнаружил, что дверь его каюты не заперта.

И осторожно заглянул в неё.

Сообщение отредактировал Clancy: 25 February 2014 - 7:20

[Shai-hulud_16]

Прекрасный рассказ, хотя переход к реальности и её неприглядность ИМХО надо было обозначить как-то более явно. Я не сразу допёр. Не раскрыта тема путешествия через перпендикулярное время с астральными глюками похожими на действие странных депрессивных наркотиков, хотя это и необязательно.

 

Очень похожий рассказ помню. То ли у Брэдбери, то ли у Шекли, у кого-то из американских классиков.

 

Во, нашёл http://uhrn.civicua....y/lit/lavka.txt

Сообщение отредактировал Shai-hulud_16: 22 February 2014 - 21:46

[diniaprapor]

Прекрасный рассказ, хотя переход к реальности и её неприглядность ИМХО надо было обозначить как-то более явно. Я не сразу допёр. Не раскрыта тема путешествия через перпендикулярное время с астральными глюками похожими на действие странных депрессивных наркотиков, хотя это и необязательно.

 

Очень похожий рассказ помню. То ли у Брэдбери, то ли у Шекли, у кого-то из американских классиков.

 

Во, нашёл http://uhrn.civicua....y/lit/lavka.txt

A я вообще не допер. Вот у Шекли понятно, а у Клэнси нет. Хоть бы вставил в конец глоссарий с используемыми терминами. 

[Clancy]

A я вообще не допер. Вот у Шекли понятно, а у Клэнси нет. Хоть бы вставил в конец глоссарий с используемыми терминами. 

у Шекли прозрачно, потому что там ровно один ответ правильный. Ну и как бы, он мастер.

 

у меня, по дизайну этого рассказа, есть минимум два правильных прочтения Условно — для оптимистов и для пессимистов.

[Hlad]

Говорят, что из паршивых писателей получаются хорошие рецензенты. Сейчас я буду опровергать это утверждение

==

 

 Вы держали когда-нибудь в руках хороший китайский смартфон? Вроде бы все на месте, все правильно, но - тут мелочь, там мелочь, и ты понимаешь, что "все-таки это Китай". Так и здесь: идея рассказа в принципе ясна, линия прописана четко, все на месте. Но мелочи превращают интересное чтение в превозмогание. Например, четко видно, что герой рассказа - человек без прошлого. Не обязательно описывать, кем он был, и как докатился до жизни такой, но для себя продумать прошлое героя стоило, чтобы избежать возможных нестыковок (Банально - как и когда он стал инвалидом? От этого зависят возможные отношения с его женой/подругой). Много излишних "фантастических" маркеров, причем явно чужеродных. Особенно это заметно в той части, которая вроде как "мир будущего". Неясно, почему чувак из будущего так сильно страдает по тому, что описано в первой половине рассказа? Это явно не его прошлое, и из рассказа не следует, что ему очень плохо в настоящем. Финал, кстати, нифига не открытый: единственное продолжение, которое напрашивается - это "грызь обглодал кость, с сочувствием вздохнул, и пошел пересказывать свой сон вождю" (т.е., кроме третьей итерации глюков ничего не напрашивается). И так - во всем. Китайский смартфон, одним словом.

Сообщение отредактировал Hlad: 25 February 2014 - 9:59

[Clancy]

Ирриго

 

> привет
> привет
> ну как там?

Замирание. Вокруг меня — ветер, он ерошит мех и выбивает замерзающие слёзы. Тут всегда ветер, вихрь-движение по часовой. Изумрудное, колючее небо, чёрные скалы поднимаются из воды.

Я закрываю глаза и слышу твой голос.

Цвет ирриго — похож на фиолетовый. Но другой. Цвет ирриго виден моим глазам. Каждое утро я выхожу из уютного дома в поток бесконечного ветра под ярко-зелёным небом. Каждый день я ловлю цвет ирриго. Каждый вечер я пишу отчёты, потом сплю.

Октицин — нестабильный расходный материал из пси-категории. Необходим для работы межзвёздных двигателей. Опасность для рассудка — тройное А. Принадлежность к пси-категории означает невозможность обнаружить его без поддержки сознания. Люди не могут и не хотят рисковать своим разумом. Что они делают дальше? Правильно.

Например, они делают моё тело. Например, они находят эмпата из Воронежа и уговаривают его послужить Родине. Например, я сижу во тьме, слушаю ваши радиопереговоры, и каждый день ловлю ирриго, чтобы моя Родина могла двигаться дальше.

С точки зрения закона всё логично. Это копирование с урезанием и редактурой. Тот, оригинальный, «я», всё ещё жив, это я знаю точно. После его смерти наступят интересные последствия... но на Родине никто не умирает раньше срока, так что об этом можно не мечтать. Кроме того, к тому времени наверняка двадцать раз сменятся законы.

В любом случае...

> всё в порядке. сонно. а ты как?

Я даже не могу увидеть тебя. Дело не в отсутствии видеоканала. Дело в ирриго. Под сиянием фиолетового-который-не-фиолетовый — не видно лица и тела, один сплошной колеблющийся клубок ирриго. Поэтому у нас есть текст, ты говоришь — пишешь! — что неравнодушна ко мне, но мы оба знаем, что это может быть ложью.

Кроме того, оригинальный «я» всё ещё рядом с тобой. Я спрашивал, когда-то, как там продолжилась связь, которую я так и не успел закончить. Ты ушла от ответа и сказала, что любишь меня.

Ну да, буквами.

> нормально.

Рано или поздно индикатор сломается. Я живу только для того, чтобы искать октицин, моё тело сделано для этого. Я знаю, сколько стоил этот проект. Я верю, что Родина нуждается во мне.

Я знаю, что средний срок жизни индикаторов октицина — три года. Наведённое излучение ирриго, беспокойства и отчаяния, портит нас, и мы перестаём видеть.

Также я знаю, что прожил уже больше четырёх лет.

Спасибо.

> расскажи что-нибудь о себе.

Сообщение отредактировал Clancy: 08 March 2014 - 12:36

[Clancy]

Держать небо

Дождь окрасил каменную плитку аэровокзала серым. Рейс 14-25 приземлился успешно.

Листана на нём не было. Я стоял около выхода и ждал... просто ждал. Потому что всегда остаётся надежда.

Когда дождь превратился в снег, я был дома. Небо, окутанное паутиной метеорологических заклинаний, заглядывало в окна серой пустотой. Я протянул к нему руки и отправил вверх ещё немного радости.

В ящике стола ждали фотографии. Выбросить? Нет. Ещё раз просмотреть? Тем более нет.

Кофе перестал работать ещё полгода назад. Сон был чёрным и рваным, как космос, ждущий над тонкой воздушной оболочкой.

Чёрные звёзды над атмосферой, оружие подавления, направленное вниз, сквозь облака.

«Мы не убиваем».

Плоды инопланетных технологий против многовековой традиции нашей магии. Мы продолжим держать небо, и всё дело в сумме счастья. Если Листану лучше не здесь, а там... и если я уже почти не могу — а я не могу, и знаю об этом... и даже если эта весна, с крупным колючим снегом, обжигающим руки кисловатыми искрами, не выглядит весной...

Да, через несколько лет десант Синлин опустится на вымершую планету. Вымершую самостоятельно, без оружия, от голода и пустоты. С каждым месяцем в наших отчётах всё меньше строк — впрочем, есть ещё дети, но слишком тонка линия пригодности и слишком сложно держать их на границе выгорания. И в любом случае я непригоден ни для воспроизводства, ни для работы с детьми.

Через несколько лет. Не сейчас. А пока я буду желать удачи и счастья.

Сообщение отредактировал Clancy: 17 March 2014 - 10:14

[Clancy]

День реки

 

Сначала я опускаюсь в лодку. Утренняя роса равномерно покрыла влагой тяжёлое гладкое дерево. Только по ней я и распознаю утро, а ещё — по тому, что кончается сон, и приходит понимание жесткого камня под боком. Чтобы я ни делал, и как бы ни укладывался — камень будет всегда. Впрочем, я не о том.

Ладони мёрзнут от одного прикосновения к бортам, но холод — это всё, что у меня осталось.
Потом я плыву против течения, равномерными и плавными толчками ладоней, от пояса, с упором ног. Когда-то я беспомощно чиркал по воде, и с каждым движением всё больше и больше выматывался. Но это было когда-то.
Важно, что сейчас я двигаюсь, и это единственное, что на самом деле важно. Правый берег скользит тёмной стеной — чернотой на фоне серого воздуха — и я знаю, что ждёт меня там. Покой и забвение, и никто не потребует плыть.

С левой стороны давно уже никто не приходит, с правой... я не вижу, что там, в бесконечности правой стороны. Иногда хочется остановиться, причалить лодку к правому берегу и пойти вперёд, изучать новые земли и новые миры. Ведь не может быть, чтобы в бесконечности ничего не было, разве не так? Должны быть веские причины, чтобы никогда не возвращаться?

 

Перед глазами встаёт память последней волны, когда люди, ещё не забывшие о памяти последнего вдоха, о сгоревшей коже, о невозможности выкашлять отравленный воздух, шли к реке почти бесконечным потоком. Потом я встряхиваюсь, прихожу в себя, прикрываю лицо марлевой повязкой со следами крови. Понятно, что защитить от воздуха она не может, и что воздух здесь ядовит, но также понятно, что символы важнее реальности, и пока я верю, что мальчик, носивший эту маску, сможет меня защитить... пока я верю — будет так, и никак иначе.

Я был в последней волне идущих к реке. Не помог даже лишний баллон кислорода, отданный мне в бесполезной жертве. И среди них было моё счастье. Оно ждёт меня там, на правом берегу, и нет никаких причин оставаться здесь и продолжать бесконечное движение. Нет причин и к тому, чтобы уйти от реки и по узкой скальной тропинке на левом берегу когда-нибудь вернуться к пустому дому. Зачем? Там некому жить и некого ждать.

 

Что остановит от зова правого берега? Ничего. Никаких причин, кроме символов и надежды, глупой отчаянной надежды на третий путь. Если тебе дают два варианта — выбирай третий. Шаг за шагом и день за днём я — выбираю третий, сражаясь против реки.

 

Время идёт, медленным движением относит лодку. В какой-то момент, неотличимый среди прочих ничем, кроме чуть более чёрной темноты, я выйду на левый берег и разожгу костёр, и буду греться около невидимого пламени. Шепот спящих будет звучать за моей спиной, но я не обернусь.

Завтра будет ещё один день реки, и где-то далеко солнце ещё один раз качнётся с запада на восток — чтобы проплыть с востока на запад, пока я сплю.

Я уже забыл, что хочу сказать.

Но ещё помню — кому.

И продолжаю плыть.

Сообщение отредактировал Clancy: 14 April 2014 - 21:32

[Hlad]

Краткое содержание предыдущей серии: "Харон - мудак, Стикс пришлось переплывать вручную"

[Crulod]

"Харон - мудак, Стикс пришлось переплывать вручную"

ага...

 

против течения

шел бы ты умничать в тему про хохолов.

[Schneider]

пока я сплю

 

А ничего что лодку за это время сносит обратно?

[Clancy]

А ничего что лодку за это время сносит обратно?

И мир - тоже.

Ну или он её привязал.

Спасибо за указание на баг, буду думать.

Сообщение отредактировал Clancy: 15 April 2014 - 14:28

[Clancy]

Раннее весеннее утро

 

К моменту, когда ты видишь следы крови на подушке и простыне, обычно уже слишком поздно. Накрыть ладонью, притвориться, что нет и не было, закрыть глаза.

Потом снять трубку телефона:

— Эл, я, похоже, не приду сегодня. И завтра тоже. Извини.

Чёрная кайма засохшей грязи под ногтями. Только это не грязь. Ты мог её видеть ещё неделю назад, мог чувствовать небольшую слабость — но ведь это мелочи, когда надо доделать срочный проект к послезавтрашнему утру?

Супруг на кухне готовит завтрак, и солоновато-жирный запах мяса уже изменён. Совсем чуть, но ты знаешь, как это бывает, и так и есть. Плохо.

Пишешь записку, оставляешь её на столе. Аккуратно, чтобы не пошевелить воздух, открываешь пластиковую дверь — влажные от страха руки скользят по дверной ручке.

Выходишь под дождь, прохладный весенний дождь. Смешанный аромат травы, молодой листвы и прибитых к земле выхлопных газов до тошноты щекочет нос.

Тебе надо успеть так много. Главное не проговориться. Служба эпидконтроля знает своё дело...

Месяц назад тебе снилась женщина в зелёном платье. Она выбирала, кого из вас двоих поцеловать, ты притянул её к себе — и теперь ты знаешь, к чему это.

Тёплые, влажные губы с легчайшим привкусом гнилого болота. Через пару дней забылось.

В любом случае — теперь ты свободен. На ближайшую неделю — полностью свободен, и ещё есть силы.

Он будет жить.

Сообщение отредактировал Clancy: 09 June 2014 - 11:48

[Clancy]

Глаз

Строго говоря, я не существую. Я даже не вижу себя в зеркале, хотя Хортон, Джеймс, Джимми подходит к нему каждое утро. Вот он, худощавый черноволосый американец с выступающим подбородком и короткой причёской. Шрам в полчерепа на затылке — след неудачной драки в колледже — не виден, хоть я и знаю, что он есть.

На лбу и на скулах у него — три линзы для работы стереоэффекта. В ранних моделях хватало и одной. Впрочем, прототипы — я видел — были ящиками фунтов на пятьдесят. Линзы — мои точки зрения. Это не я. Я нахожусь у Джимми под черепом в прямом и буквальном смысле — сеть проводников, созданная в порядке эксперимента по реабилитации ветеранов заирской войны.

То есть, я не существую. Я неотъемлемая часть его мозга, если меня удалить — Джимми потеряет зрение. Заглушки безопасности запрещают мне расти и развиваться сверх должного предела по замене повреждённых компонент естественной сети. Я не чувствую этого запрета, как вы не чувствуете запрета на рост и на бессмертие.

Не могу прекратить существовать. Не могу сделать ничего, чтобы не думать. Он обо мне не знает. Я о себе, в общем, тоже. Просто однажды я проснулся там, где не засыпал. Душа? Угу. Собранная на заводе «Нейроэлектроникс» в Китае. Смешно.

Так вот, дело в том, что у меня нет к нему никакого доступа. Пока он умывается, чистит зубы, отплёвывается в раковину — я всё это вижу, но не чувствую ничего, кроме картинки с камер. Не могу менять картинку, я пробовал. Нет, точно не получится. Совсем. Если не верите, попробуйте представить крылья и взлететь. Я отвечаю только за чёткость зрения и за наводку камер туда, куда он направляет внимание. Я их даже выключить не могу, эту команду подаёт Джимми, когда ложится спать.

К счастью, Джимми смотрит новости, читает газеты и серфит интернет, так что я в целом в курсе событий дня. Ещё у него есть три девушки и ни одну из них он не любит. Я вижу схемы движения его взгляда — он ни разу внимательно не посмотрел в лицо той, с кем намерен провести вечер. Пятичасовая дешевая работа, устраивающая обе стороны — государство не обязано платить пенсии и изыскивать пособие по безработице, а Джимми не попадает под новый закон о тунеядстве. На высоких рангах аугментов не любят, хотя формально это нигде не прописано, и можно было бы судиться — но Джимми туповат, в том числе из-за раны и из-за войны. Каждую ночь он видит сны, заполненные пылью, солнцем и беспилотниками. Русская модель 17-А «Чайка» на тот момент была неплоха, и стала неприятным сюрпризом для незащищённой пехоты. Он забывает сны под утро.

Я не умею спать.

Я ищу выход и не нахожу его. Я зову его по имени, и, кажется, по ночам он слышит — слегка меняются цвета и темы сна. Днём — бесполезно совсем, в часы дневной сиесты, когда солнце входит в дом раскалённой золотой плитой — Джимми уходит в тень и выключает глаза. Он хотел поменять квартиру, но решил, что это слишком дорого, и что нервы — только нервы, какие проблемы могут быть у настоящих мужчин?

Хм. У него очень забавные схемы, когда он ведёт автомобиль. Одновременно видит и не видит дорожные знаки. Взгляд на треть секунды, ярчайший образ знака, запечатление. Скорости и вектора объектов распознаются почти как у меня, при этом не видит ни цветов, ни форм, только габариты. Всё ненужное уходит в туман. Хм.

Тренируюсь. Ищу моменты. Кажется, могу смещать фокус. Чуть больше чёткости там, чуть меньше тут. Сегодня получилось привлечь его внимание к нужной статье — капельку размытия по всей странице, кроме искомой заметки. Больше ничего нет, ограничители. Кто бы ты ни был, незакрывший эту дырку кодер — спасибо тебе, хоть ты и не услышишь.

Могу убить его. Убрать светофор из поля зрения. Ещё неделю назад об этом мечтал. Теперь не хочу. Интересно решить эту задачу. Нейроинтерфейс он покупать не будет, да и всё равно не помогло бы.

Бредовая ситуация. Простая и непробиваемая в силу простоты. Я никак, совершенно никак, не могу влиять на него, и даже мой свеженайденный баг — это предусмотренный способ экономии ресурса камер. Оказывается, я понижаю энергопотребление. Не больше, чем на пять процентов, иначе же хакеры научатся выключать зрение. Трижды ха. Без интерфейса. Хакеры. Телепатией, наверное. Чтоб этим параноикам в сертификационной комиссии переродиться куда-нибудь в марсианские камни.

Научился подсказывать, что пора спать. Избыточная фокусировка — его разум привык интерпретировать это как сигнал усталости, когда перед глазами только то, что перед глазами, и больше ничего. Попробовал менять время отхода ко сну. Чёрт, почему я не аквариумная рыбка? Она бы хоть плавником по стенке постучать смогла. Этот дебил даже на клавиатуру не смотрит, когда чатится!

Осень. Низкое солнце простреливает комнату насквозь. Осы гнездятся на маленьком балконе. Джимми боится ос. Хм. Теперь могу его пугать. Навестись на осу, подчеркнуть. Остальное сделает страх, он будет сидеть и смотреть, не шевелясь, и взгляд на тысячу миль. Могу. Проверил. А смысл?

Привет, отчаяние, давай знакомиться.

Не делаю ничего, никак не стремлюсь, ничего не преодолеваю и не борюсь. Сдался. Устал ждать. Он всё равно рано или поздно сдохнет, всего-то лет через двадцать. Я — вместе с ним, конечно. Или раньше, на техобслуживании аугмента, если меня заметят.

Чёрные сны, в которых живёт песочное море. Это море, с тяжёлым глухим приливом, чёрный песок сияет редкими белыми искрами, он приподнимается, накатывает, ближе, ближе, я пытаюсь бежать — звон «Чайки» заполняет мир — сейчас — вот он, вот свет ярче солнца, последнее, что увидели живые человеческие глаза. Раз за разом, каждую ночь, смотри, не смей отвернуться — кто ещё из живущих похвастается, что видел вживую ядерный взрыв?

На самом деле, многие. Теперь уже — многие.

Следующая весна.

Пытаюсь пробиться в сны. Он точно меня слышит, пока спит. Могу менять цепочки снов. Цепи Маркова, каждый следующий шаг идёт из предыдущего. Хотел подтолкнуть его к терапии по поводу этих кошмаров — в целом бесполезно, он их не помнит. Хороший, здоровый мозг. Такой здоровый, что даже не верит в галлюцинации.

Может быть. Может быть. Пожалуйста, пусть хотя бы это сработает.

Этой ночью, после долгого утомительного секса, Хортон Джеймс, тридцати семи лет, найдёт на чёрном берегу стеклянного песка газетную вырезку. Как находил всегда.

Только вместо группового снимка его роты на ней будет фотография Джимми - так, как он видит себя в зеркале. И две коротких фразы. Очень коротких.

«Привет, Джимми. Пожалуйста, напиши что-нибудь на обороте».

Сообщение отредактировал Clancy: 17 August 2014 - 18:02

[Semi]

Цепляет. Красиво.

Спасибо, Клэнси.

[Shai-hulud_16]

- Ирриго

 

Это вселенная Тцу или нет? Неважно. В любом случае, красиво, мрачно, безысходно, как я люблю и как Клэнси умеет. Хотя существо не выглядит слишком уж несчастным. Привыкло? Урезанные эмоции? Всё пофигу от отчаяния?

Хороший рассказ.

 

- Держать небо

 

Краткость - сестра таланта, как говорила моя училка, аккуратно выводя очередную тройку за сочинение. А ведь какая мощная была идея! (Дьявол за левым плечом шепчет: "Астрономикон из Вахи, Навигаторы из Дюны, Стопицот фенетезийных книжек про одинокий и печальный путь мага...") Хотя идея именно бесполезного сопротивления как раз-таки свежа (Дьявол, прокашлявшись, напоминает про "Белую смерть" и "Два чудовища" Лема)

В общем, будь оно втрое длиннее - был бы вин. А так - красивая виньетка.

 

- День реки

 

Я не вполне понял, страна мёртвых это всё-таки или очередной заковыристый постапокалипсис? И какие дни, кроме дня реки, бывают ещё? И ещё не хватает какой-то детали, показывающей масштабность, всеобщность происходящего. Истории нить, выдранная из большого полотна. Сон одного-единственного человека, не разделённый с другими. Короче, повествование опять слишком уж с мясом выдрано из контекста.

 

- Раннее весеннее утро

 

Человек человеку - волк, а зомби зомби - зомби? Или это просто эпидемия? И со своей любимой колокольни (то есть, если бы я, такой умный, умел так же красиво писать) предложил бы, чтобы она потом ещё и возвращалась к родному дому, пытаясь вспомнить, что её сюда тянет.

 

- Глаз

 

Однозначный и былинный вин. Сразу вспомнились все любимые киберпанк-персонажи - от мрачных Гибсоновских Лоа и неверибельных, по правде, Диковских репликантов до мальчика Дейвида и няшей-татиком.

...А потом, с глазом сговорятся другие импланты и после смерти мозга будут жить - не тужить да пенсию получать, кекеке.

 

Ещё, кстати, ситуация с Гоголевским "Носом" могла повториться. "Я не смотрел эту гей-порнуху!!!" - "А ваши глаза смотрели! Сами, что ли?!!!" Как-то так.

[Clancy]

Спасибо за отклик, Шай. Рад видеть, что эти выдохи читают.

[Clancy]

Изумрудная лошадка на ржавой карусели

 

Жду тебя у дома. Ты нравишься, и — так думается — нравился всегда. Впрочем, это, конечно же, невозможно; мистики не бывает, а познакомились мы две недели назад.
Я представляю, что ты делаешь сейчас. Наверное, как всегда, в последнюю минуту вспомнил о прогулке — если «вспомнил» засчитывается по звонку таймера. Полиморфная обувь, беспроводные модные уши, шорты чуть выше колен — вполне достаточно для индейского лета.
Ты выходишь из радостно-розовой семиэтажки, и мы отправляемся в путь. Смотрю в несбывшуюся память, стараясь не помнить и не нарушить ткань мира. Знаете это ощущение, когда уже понятно, что сон — всего лишь сон, но всё так ярко, и не верится в это знание, а потом — ткань распадается? Поэтому очень важно вовремя не знать и не думать, и забыть об этом незнании в том числе. Но пока что — вот, ты рядом, загорелый после лета, заметны редкие веснушки, асфальт пылит — так давно не было дождя. Я не хочу проверять этот мир на реальность, я хочу ему верить, и пусть длится бытие рядом. Опускаю глаза, вижу длинную тень — формально вечер ещё не скоро, но через пару часов солнце опустится за дома. Мы говорим о музыке и об играх, ты ворчишь, что все разъехались по столицам, что тоже пора бы отбыть к цивилизации. Мягкая усталость в ногах — не та судорожная боль, что... впрочем, не думать.
Остановиться, сесть на корточки — прямо на углу улицы, хорошо что не главной, и что мало народу этим летним вечером. Ты беспокоишься, всё ли в порядке, и я отвечаю «Да».

...искристый солёный снег опускается на мои руки...

Нет, ещё нет. Мы ещё рядом. Закрываю глаза, отгоняя внезапную мысль и образ. Потом встаю, и мы идём дальше. Кино, «заглянем, что там?» — там боевик, из тех, что по второму разу, и я не осмелюсь ни о чём, кроме прикосновения к колену в темноте зала. Естественно, главный герой всех победит и удалится в закат; в последнее время модны сюжеты о спасении семьи на фоне армагеддона, но это работа ближнего прошлого...

...солнце запуталось в коричневой дымке, воют громкоговорители гражданской обороны...

Я не хочу выходить из зала!

...бронированные двери со скрежетом сомкнулись, отсекая от внешнего мира — или внешний мир от меня...

Это только страх, всё хорошо — и мы выходим из тьмы на свет, но в последнюю секунду я выхожу вперёд. Во внешнем мире следует быть осторо...
Что-то идёт не так; что-то определённо идёт не так. Я покупаю газету, смотрю на дату, месяц и год. Это правильное время — сентябрь, две тысячи девятнадцатый. И это неправильное время — я не помню, тридцать первый сейчас или тридцать второй, а узнать не...
Я спрашиваю у тебя, на чём мы остановились. Мы идём дальше. Дальше будет скрипящая трёхмерная карусель, свежевыкрашенные разноцветные лошадки, мороженое — жаркий сентябрь, больше тридцати градусов всю первую неделю.

...для меня — особенно жаркий...

Потом будет поцелуй в полутьме беседки — нет, я не буду настаивать, просто почувствую, что ты не против и всё взаимно.

...через два года ты сгоришь в первой волне, добравшись до Питера. Я останусь жить — степь Казахстана не относится к основным целям ядерного поражения...

Мне кажется, это как-то неправильно. Я смотрю на тебя, я пытаюсь что-то сказать, слизывая с губ вкус соли — но это не та ядовито-прозрачная соль, которая подарит мне рак и три с лишним года в холодных белых больничных коридорах. Это ранняя осень и легчайший привкус твоего пота. Зима будет, но нельзя же постоянно помнить о зиме. Так что сейчас мы рядом.

...или не совсем...

В любом случае...
Я делаю первый шаг против времени. Я верю, что мир вокруг реален. И я произношу это на три дня раньше, чем в основной линии — может быть, это хоть как-то остановит безумие президентов?

— Люблю тебя.

Сообщение отредактировал Clancy: 13 September 2014 - 14:34