Дарующий свет
Запах горелой человеческой плоти вызывал рвотные позывы. Казалось бы, сколько было на его памяти аутодафе? В западных землях еретиков, колдунов и ведьм сжигали сотнями, но Фабио к этому так и не привык. Вернее, привыкнуть-то он смог, научился справляться с постоянным чувством тошноты, с желанием вывернуть свой желудок прямо на костер. Привык носить с собой шкатулку с шалфеем, перебивающим запах, привык поститься перед казнью. Привык отрешенно наблюдать действо до конца. Но, как только сладковатый запах страшного «жаркого» достигал его ноздрей, ему приходилось собирать всю свою волю в кулак, чтобы побороть тошноту.
Фабио понимал, что не в запахе дело — каких только запахов пес господень не ощущал в своей нелегкой жизни. Он ночевал в свинарниках, в дерьме, прижимаясь к свиньям в попытках согреться, он сидел по горло в вонючем болоте, ожидая врагов в засаде. Он растаскивал с поля боя тела, порой почти разложившиеся. Жизнь капеллана вообще не располагала к наслаждению ароматами. Одна вонь, что исходила от солдат, собиравшихся в большем шатре на ночевку, чего стоила! Запах немытых тел перемешивался с запахом человеческих испражнений, а вонь походной баланды, сваренной полковым поваром, перебивала все это вместе взятое. И ничего, Фабио прекрасно переносил все многообразие неприятных запахов, которые мог унюхать его чувствительный нос, ведь разумом он понимал — от него самого несет не лучше, чем от любого другого, ибо в бане они были три недели назад. А то, что Лорега пускает ветры во сне, так это не страшно, зато этот здоровяк машет своим бастардом, как мельница крыльями, и ни один дикарь не доберется до него. Ни до него, ни до того, кто стоит за его спиной, поэтому лишний кусок мяса или лишняя миска варева всегда доставались таким, как он. А то, что из котла несет, как из выгребной ямы, так то не вина повара — это лекарь Юфус сыплет туда свои порошки, чтобы ни какая зараза не одолела солдат.
Очнувшись от воспоминаний, Фабио взглянул на догорающий костер. Обугленные останки ведьмы шипели и дымили больше, чем сырые дрова, из которых сложили помост для нее. Это уже мало напоминало человека, а было похоже скорее на идолов, которых делали западные дикари. Но те их вырезали из дерева, а мы из людей, при помощи очищающего огня божьего, подумал Фабио, и именно это осознание вызвало у него тошноту, которую не могли перебить никакие травки.
Когда его полк прошел через дикие джунгли и стер с лица земли город поганых язычников, разобрал по камню их богомерзкие храмы, где они совершали человеческие жертвоприношения, на Фабио обратил внимание епископ ордена псов господних и перевел его в свою свиту. Всего через полгода он стал одним из инквизиторов, что огнем выжигают ересь не только в дикарских краях, но и на своей земле, где слуги божьи уже не один век пытаются сделать из человеческого скота кротких овец господа. На своем первом аутодафе Фабио сначала удивился, кто это вздумал жарить поросенка, когда вся деревня собралась на казнь колдуна, но поняв, чем на самом деле пахнет, он опустошил свой желудок прямо на спину впереди стоящего брата. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы научиться не обращать внимания на этот запах, но...
— Ваше святейшество, — прервал его мысли юный монашек из ордена первоапостола Павла. — Меня прислал приор Форце...
Фабио, все еще пребывающий мыслями наполовину в прошлом, не сразу сообразил, что вернуло его в реальный мир.
— Приор Форце, глава нашего ордена, просит вас срочно прибыть в обитель, — продолжил тараторить монашек, как будто на него была наложена епитимья, и он стремился как можно скорее прочитать молитву. — Его святейшество просил передать вам, что дело не терпит отлагательства и напрямую касается нашей борьбы с нечистью, заполонившей в последнее время наши земли. Его святейшество послал за вами свою личную карету и эскорт паладинов. Он очень надеется, что вы поторопитесь, так как дело очень срочное...
— Довольно, сын мой, я уже понял, как это важно для вашего настоятеля. Идем, подробности расскажешь по дороге.
Отдав своим помощникам и членам ордена распоряжения об окончании церемонии, Фабио последовал за монашком. На окраине рыночной площади, где происходила казнь, его ждала личная карета приора Форце, главы ордена первоапостола Павла — ордена, который готовил паладинов и капелланов для всей священной империи. Сам Фабио когда-то вышел из стен этой обители, чтобы пересечь великий океан и вести в западных землях борьбу с дикарями, поклоняющимися дьяволу и отрицающими единого бога-спасителя. Несмотря на высокий сан приора, его карета была по-спартански аскетична. Никаких украшений или излишних удобств. Зато она была надежна, крепка и защищена по бокам металлическими пластинами.
Спешившиеся паладины приветствовали епископа инквизиторов, опустившись на колено и прижав руку к груди — так приветствовали только приора или самого Папу. Удивленный Фабио осенил их крестным знамением и залез в приоткрытую монашком дверь кареты, а тот быстро забрался следом и, усевшись напротив, стал ждать, когда ему позволят говорить.
— Что такого случилось, сын мой, что ваш орден просит инквизитора прибыть к вам в обитель. Неужели вы поймали демона и не можете справиться с ним? — спросил Фабио, как только карета тронулась.
— Я простой служка при его святейшестве, и мне мало что известно...
— Не юли, рассказывай все, что ты знаешь, я сам был когда-то простым служкой, и любая новость была мне известна прежде, чем о ней узнавал сам приор.
— Простите меня, ваше святейшество, — монашек опустил глаза, не выдержав проницательного взгляда инквизитора. — Мне действительно мало что известно, лишь то, что передал приор Форце. Мне поручено сказать вам, что дело не терпит отлагательства, а если я не застану вас, ваше святейшество, то продолжить ваши поиски. Что именно за напасть случилась, мне неизвестно, кроме... разве что...
— Говори, я вижу, что ты имеешь свое собственное мнение, — Фабио взял монашка за подбородок и заставил смотреть себе в лицо. — Как твое имя?
— Марчелло, ваше святейшество. Я...
— Я вижу страх в твоих глазах, Марчелло. Говори!
— Я всего лишь...
— Не пытайся обмануть меня! Ложь это грех! Ложь инквизитору еще больший грех! Говори! Чего ты боишься? Меня? Меня можно бояться только, если ты грешен и вступил в сговор с дьяволом. Говори же!
— Я не боюсь вас... ой, вернее, боюсь. Нет, не так. Ваше святейшество, не мучьте меня, я вам все расскажу. Я действительно боюсь того, что творится у нас в обители.
Фабио удовлетворенно откинулся назад, взял четки в руки и прикрыл глаза.
— Рассказывай! — приказал он.
— Пару недель назад к нам в обитель привезли узника. Почему узника? Да потому, что привезли его в железной клетке, в которой перевозят особо сильных ведьм и колдунов, — торопливо начал Марчелло. — Клетка была под рогожей, и никто не видел, кого привезли. Мы с друзьями пытались узнать у старших братьев, то те сами ничего не знали. Узника сразу же в темницу отвели и закрыли в самой дальней камере. Еду ему носят только молчальники, это братья, готовые стать паладинами, они перед обрядом посвящения молчат несколько месяцев и постятся, укрепляя свой дух. Еще они...
— Не отвлекайся! Что известно об этом странном узнике и почему ты связываешь проблемы ордена с его появлением? — остановил поток слов служки Фабио.
— Больше мне о нем ничего не известно, но уже три брата, носившие ему еду, обезумели и подняли свой меч против других братьев. Еле удалось с ними справиться, — вновь затараторил Марчелло. — Его святейшество тоже был у узника. Нет, он не обезумел, но стал вести себя странно. Перестал общаться со всеми, кроме меня. Закрылся у себя в келье и все распоряжения отдает только через меня да Лоренцо. Это тоже служка, мой брат, мы с ним вместе в обитель попали. А еще дурной Игнас ему помогать стал. Дурачок, он у нас на конюшне грумам помогал. Говорить не умеет, здоровый, как бык, а добрый, как теленок. Его каждый обидеть может, мальчишки его били и камнями кидали, троллем обзывали, пока наши братья его к себе не взяли. Он даром что здоровый, а в ответ никому даже затрещины не даст. Приор говорил, что он блажен духом и подобен ангелу душой.
— Дальше! — рявкнул Фабио.
— А дальше приор вызвал меня к себе и дал поручение привести ваше святейшество к нему. Дал грамоту для вас... ой, простите, я вам ее сразу забыл отдать. Вот она, — Марчелло, покопавшись в торбе, нашел бумажный свиток и передал его инквизитору.
Фабио принял письмо и неожиданно подумал: «Как же мне хотелось покинуть ту площадь, что я даже не спросил бумаг, а поверил ему на слово и тут же отправился в путь». Он разломал печать, развернул бумагу, пробежал глазами традиционные приветствия, не имеющие отношения к делу, и начал внимательно читать самую суть. Прежде всего приор Форце выражал надежду, что, несмотря на высокое положение в ордене псов господних, Фабио помнит, что начинал свой путь служения господу в обители первоапостола Павла. И сейчас, когда происки дьявола грозят ордену прямо в его стенах, приор вынужден просить помощи у инквизиции и благодарен господу за возможность обратиться именно к Фабио. В письме он не может изложить суть дела, так как сам еще не до конца понимает причин происходящего, но просит поторопиться с приездом, так как опасается за свое здоровье, которое нынче совсем плохое.
Фабио опять закрыл глаза и стал перебирать четки. Письмо не внесло в дело никакой ясности, скорее наоборот, добавило тумана. Он почти не помнил приора Форце, хотя тот тоже участвовал в западном походе против дикарей в качестве командира паладинов. И ему показалось странным, что Форце помнит простого капеллана, которым Фабио был в те времена.
К полудню они уже были на месте. Фабио отметил, что в монастыре почти нет людей. Даже те помещения, где проходило обучение и постоянно было шумно от молодых послушников, теперь были закрыты. Марчелло сказал, что, когда он уезжал, все было как обычно, и он не знает, почему теперь обитель пуста. У дверей в жилые помещения их встретил Лоренцо. Он сообщил, что вчера начальник караула сошел с ума и успел убить семерых учеников в школе, пока его не остановили. Приор приказал всем, кто свободен от службы, отправляться в соседний монастырь, также принадлежащий ордену, закрыться там и предаться строгому посту и усердной молитве. Пока они шли к келье приора, Лоренцо поведал, что его святейшество, возможно, с трудом противостоит искушениям дьявола. Ведь именно дьявола привезли в монастырь и держат в темнице! Его святейшество каждый день спускается к нему, проводит там несколько часов, по возвращении запирается в келье и, наверно, молится, прося у господа сил для противостояния козням нечистого. Лоренцо оказался таким же болтуном, как и Марчелло, но Фабио не прерывал его, видя, что монашку просто нужно выговориться. Он явно был напуган и даже то, что он докучает своей болтовней главному инквизитору здешних земель, не останавливало его.
— Почему ты решил, что дьявол пытается овладеть приором? — спросил Фабио.
— Мне кажется, его святейшество в последние дни стал злоупотреблять вином и пить его неразбавленным. А еще он высек плетью Игнаса. Этот телок все утро проревел на кухне. Его-то за что, он за всю жизнь мухи не обидел! А еще приор потребовал клетку с воронами ему доставить, срочно. Ох, чую, тяжело его святейшеству с дьяволом бороться.
Дойдя до нужной двери, Лоренцо пропустил инквизитора в келью.
Войдя, Фабио поморщился. В келье стоял отчетливый запах винного перегара. По привычке он потянулся к шкатулке с шалфеем, но передумал, решив, что уж от этого-то запаха его не стошнит. Приор, еще крепкий, но как будто бы очень уставший старик, сидел за столом в ночной рубахе, тяжело опираясь одной рукой на край столешницы, и смотрел в чашу с вином.
— Ваше святейшество, я...
— Просто брат Форце, — прервал его приор, — оставь церемонии, твой сан почти равен моему, а мой вид не очень-то располагает к вежливости. Мы с тобой вместе воевали, а сейчас я пью это вино, как простой солдат.
Старик медленно поднял голову, взглянул на инквизитора, и его лицо скривилось от отвращения. Он залпом допил остатки вина из чаши и налил еще.
— Садись рядом, брат Фабио, и приготовь всю свою силу воли, чтобы не впасть в ересь от того, что я тебе поведаю. А я обещаю тебе, что это будет непросто.
Фабио сел напортив, все еще находясь в некотором ошеломлении от такого приема. А старик еще раз пристально вгляделся в его лицо.
— Вот теперь-то лучше. Помогает, значит. А ты, как я вижу, грешишь, не так, как большинство, но грешишь. Вижу, вижу. Представь себе, я теперь вижу грешников так же отчетливо, как эту чашу.
— Ваше... брат Форце, я думаю, вы хотели видеть меня так срочно не для того, чтобы сообщить мне о том, что я, как и все люди, не без греха.
— Это ты в точку! Все грешны, все! Хотя нет. Игнас, дурачок наш, безгрешен, как святой Иероним. Ни капельки греха на нем нет. Как на младенце, что только-только из утробы вылез.
— Мне сообщили, что вы пленили дьявола, и он уже совратил несколько ваших братьев. Вы для этого...
Приор стукнул кулаком по столу.
— Болтливые ублюдки! Надеюсь, слухи еще не расползлись по окрестностям, — он посмотрел на кувшин, потом на Фабио. — Пожалуй, хватит. Теперь я смогу хоть как-то говорить с тобой. Мы схватили не дьявола, а ангела! И господь покарал нас за это. А может, и не господь, может, ты и прав, и это все козни дьявола... Нет! — он еще раз стукнул кулаком по столу. — Она ангел, и господь наказывает нас за то, что мы ее держим у себя. Но знаешь что, брат Фабио, ангелам не место на земле. Уж я-то знаю по себе.
Фабио наконец пришел в себя и, встав с лавки, навис над стариком.
— Ваше святейшество! Вы глава ордена первоапостола Павла и высший командир паладинов! Но сейчас вы ведете себя неподобающим образом! Возьми себя в руки, старик! Что у вас тут происходит? — он схватил приора за ворот рубахи и хорошенько встряхнул.
Форце удивленно посмотрел на инквизитора и взгляд его прояснился.
— Спасибо, брат Фабио, вот уж не думал, что взбучка поможет мне, — он усмехнулся и подошел к кровати, на которой лежала его одежда. — Я покажу тебе ее, и ты решишь, что со всем этим делать. Я уже пропащая душа, но ты, инквизитор, ты черствее, чем кусок пастушьего хлеба, может, тебе удастся справиться с этим.
Одевшись, он рассказал инквизитору, как к ним попал то ли ангел, то ли демон.
— В соседней деревне объявилась ведьма. Мужчины, побывавшие у нее, сходили с ума, и по возвращении домой одни кидались на всех, кого видели, и пытались убить, другие просто рыдали и выцарапывали себе глаза, крича, что видят вокруг демонов, а третьи запирались в своих домах и после нескольких дней затворничества кончали жизнь самоубийством. К счастью, местный священник послал гонца в обитель, и нам удалось посадить ведьму в клетку. Зная ее опасность и то, как бывают коварны ведьмы, братья взяли ее спящей, вдобавок окурив сонным дымом, и в закрытой клетке доставили сюда. Первой жертвой стал молчальник, что приносил ей еду. Он, выйдя из подвала, направился в часовню, долго молился там, а потом внезапно напал на братьев. Когда мы, наконец, поняли, кто во всем этом виноват, уже трое братьев стали ее жертвами.
— Почему вы сразу не казнили ее? — спросил Фабио.
— Мы солдаты, а не судьи, у нас нет права выносить приговор. Мы послали гонца к инквизиции, но, видимо, он не доехал. Такое бывает в здешних местах. Вокруг одни грешники, и порой мне хочется надеть сутану инквизитора и жечь всех поголовно. Но когда я побывал у нее... Я выдержал испытание. Но как долго я еще смогу сопротивляться...
— Демон подверг вас искушению?
— Она ангел! И она осенила меня божьим светом! — вскричал Форце. — Не сверли меня взглядом, инквизитор, ты сам все поймешь вскоре. Я стал видеть грех, я вижу человека, и уродство греха преображает его в демона. Чем больше греха в человеке, тем более он уродлив! И знаешь что, Фабио? Все грешны и все уродливы, лишь некоторые не успели нагрешить так, чтобы не выглядеть чудовищами. Теперь я знаю, что сводило с ума паладинов. Мой разум не покинул меня лишь потому, что я был в пирамидах западных дикарей и видел статуи демонов, которым они поклонялись. Я видел те маски и барельефы на стенах... Ты знаешь, теперь я вижу их вокруг себя. Да, да, и ты такое же чудовище. Ну, чуть посимпатичней большинства, должность не позволяет тебе много грешить, — старик хрипло рассмеялся. — И вот тогда я вспомнил о тебе. Ты же был с нами в западных землях. Ты тоже дрался с дикарями и видел их ужасные храмы. Я знаю, ты выдержишь это. Как и я, сможешь вытерпеть и не наброситься на этих демонов вокруг себя. А может, просто убьешь ее. Я не смог.
— Почему?
— Божий свет. Он прекрасен. А музыка, что звучит в твоей голове, она... она божественна! Это нельзя, невозможно описать словами. Но потом выходишь к людям и видишь вокруг сплошной грех и мерзость. И хочется очистить этот мир от демонов. Руки сами тянутся к мечу, чтобы рубить и убивать уродов, поганящих землю. Я научился тушить божий свет в себе, ненадолго. Нужно всего лишь грешить. Напьешься, как простой крестьянин на праздник — и демонов меньше. Высечешь плетью блаженного Игнаса — и снова все выглядят как люди. А знаешь, Фабио, если пропустить службу, то это не считается грехом. И на распятие плюнуть — тоже ничего не поменяется.
— Осторожнее, приор!
— Видишь, Фабио, к чему я двигаюсь? Заказал себе ворон наловить, может, если придушить парочку, станет легче. Жить со светом божьим невыносимо, а без него душа сохнет, требует его, тянется к нему. Каждое утро я спускаюсь к ней и как будто причащаюсь. А затем начинаю грешить, чтобы не начать крушить все вокруг себя. Потому что невозможно же... Забери ее отсюда, брат Фабио, забери и отвези к святому престолу. Пусть Папа решает ее судьбу. Или убей. Я не могу. У меня рука не поднимется. А если ее отпустить, страшно представить, к чему это приведет.
Они спустились в подвал и вошли в самую дальнюю камеру. На прелой соломе в углу лежала девушка. Она была совсем юной, почти ребенком. Удивительным образом ее волосы цвета зрелой пшеницы были чисты и словно только что расчесаны. И вся она, и ее лохмотья тоже были чистыми, и пахло от нее чем-то вроде полевых цветов, как будто она только что вышла из бани, натеревшись изумительными благовониями. Света факела было достаточно, чтобы понять, как она красива и невинна. Она поднялась на локте и посмотрела на вошедших. Потом встала, и жалкие тряпки упали к ее ногам. Но ее обнаженное юное тело не вызвало у Фабио никаких греховных мыслей. Нагота ее была настолько естественной, что не вызывала желания. В ее взгляде была доброта матери к ребенку, любовь жены к мужу, беззащитность младшей сестры. Она протянула к ним руки, призывая к себе. Форце, не раздумывая, бросился к ней и встал на колени. Девушка возложила ладонь на его голову, и лицо приора засияло блаженством. Он улыбался, как самое счастливое дитя. Фабио сделал шаг ей навстречу, потом еще один. Она, молча улыбаясь, манила его к себе рукой. Подойдя, он почувствовал нежное тепло, исходящее от ее тела. Встав на колени перед ней, он закрыл глаза. Ладонь девушки коснулась его волос.
Сначала он услышал чудесную музыку. Она просто зазвучала в его голове, а потом он, несмотря на закрытые глаза, увидел яркий свет, едва не ослепивший его. Музыка стала громче, тепло охватило все его тело, и ему стало так хорошо, будто мать, которую он почти не помнил, взяла его на руки и прижала к груди. Рядом зазвучала песня без слов, и поющие голоса были прекрасны, словно голоса ангелов. Свет стал чуть менее ярким, и Фабио увидел хоровод разноцветных огней. Они кружились, сплетались в узоры и распадались, двигаясь все быстрее и быстрее. А потом он увидел голубой шар, покрытый белыми пятнами. Музыка звучала всё громче. Шар стал приближаться так стремительно, что у Фабио перехватило дыхание. Вскоре он понял, что летит сквозь облака над поверхностью земли, а внизу проносятся горы, реки, города. Музыка стала величественной и торжественной, полет постепенно замедлился. Теперь Фабио мог отчетливо видеть каждое дерево, каждый цветок, и все это казалось ему изумительно красивым, все, что он видел, было вершиной творения. Голоса запели громче, и он увидел людей. Они стояли, подняв головы к небу и воздев руки, они молились, прося о помощи. Фабио слышал их молитвы, и был готов на все, чтобы помочь этим праведникам, умолявшим о защите от греха. Он знал, что это в его силах, он чувствовал в себе безграничную мощь. Ради них, ради этих добрых и честных людей, он был готов разжечь не один костер с еретиками и грешниками. Выжечь скверну божественным огнем, бросить в священное пламя сотни, тысячи грешных, чтобы праведные могли счастливо жить на этой прекрасной земле! И тут его ноздрей словно коснулся запах горящей человеческой плоти. Комок подкатил к горлу, Фабио вздрогнул и с трудом очнулся от иллюзии. Все еще плохо соображая, он достал кинжал и вонзил его девушке под ребро.
Даже не вскрикнув, она упала на бок и замерла. А Фабио, нависнув над ней, колол и колол ее неподвижное тело. Рядом на полу лежал приор и рыдал, как ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Успокоившись, Фабио посмотрел на него. Вокруг Форце сияла золотистая аура. Если бы не исказившая его лицо гримаса плача, он был бы похож на лик какого-нибудь святого. Инквизитор взял старика за плечи, встряхнул, потом еще раз, потом дал ему пощечину, но это не помогло. Форце рыдал, и казалось, искра разума навсегда его покинула.
— Охрана! Охрана! — закричал Фабио.
Дверь распахнулась, и вбежавшие стражи с удивлением уставились на открывшуюся им картину. Едва Фабио взглянул на них, как его тут же стошнило — вместо паладинов он видел ужасных демонов. С грязно-серым ореолом вокруг каждого, с кривыми рогами, с искаженными в дикой злобе рылами, с огромными клыками, с которых стекала слюна. Рука нашарила выпавший кинжал, но инквизитор сумел взять себя в руки. Он понял, что так выглядят простые люди для того, кто был осенен божьим светом.
— Помогите приору, отнесите его наверх. Ведьму сжечь! Выполнять, немедленно! — он отдавал распоряжения, стараясь не смотреть ни на кого.
Выбравшись наружу, он приказал демону, который стоял при входе, срочно приготовить ему коня.
Фабио спешил в священный город, столицу империи. На постоялых дворах он лишь менял почти загнанных коней, не задерживаясь ни ради ночлега, ни ради ужина, стараясь как можно меньше общаться с людьми, от вида которых его бросало в дрожь и появлялось желание немедленно убить это дьявольское отродье. Он спешил к священному престолу, чтобы поведать Папе о случившемся. А еще Фабио-инквизитор желал узнать, насколько безгрешен сам Папа. Ведь если на папском престоле сидит такой же демон, как и все остальные, то какой тогда смысл в борьбе с дьяволом, если грешны все, и даже высшие иерархи церкви живут в грехе?
Однажды ночью, сидя у костра, он вдруг понял, кого ему напоминали окружавшие его демоны — настенные рисунки западных дикарей. Догадка повергла его в ужас. Он отчетливо вспомнил пирамиды дикарей и их жуткие храмы. Вспомнил, что пока света недостаточно, ты видишь просто коридор из кирпича, но, когда зажигается факел, тебя окружают чудовища. И, чем ярче свет, тем больше омерзительных подробностей ты видишь в этих картинах. Большинство людей не способно это выдержать и не сойти с ума от ужаса. Только сейчас Фабио понял, что те картины на стенах храма жрецы рисовали с натуры. Так они видели окружающий их мир. Возможно, у них был такой же ангел, зажегший однажды божественный свет в их душах? И они нашли способ, как не стать безумцами. Человеческие жертвоприношения тушили их свет. Но, познав этот свет однажды, уже невозможно отказаться от него. И они вновь зажигали его в себе, и вновь гасили, и так снова и снова.
Фабио пытался осознать свою догадку. Он вскочил и стал ходить взад и вперед, не замечая, что постепенно начал рассуждать вслух:
— Даже прикоснувшись к божественному свету, человек не становится лучше. Человеческий разум слишком слаб, чтобы вынести то ужасное зрелище, которое открывается ему после причащения. Мы не способны принять этот дар, мы не умеем жить с ним и не можем им правильно распорядиться. Став ближе к богу, мы оказываемся не в силах справиться с тем бременем, которое накладывает на нас это знание, и в результате только умножаем грех и сеем боль и разрушение вокруг себя. Так зачем же нам этот дар? Стоит ли даровать божественный свет тем, кто не способен вместить его в себя? Разве станем мы пытаться впихнуть огромную тыкву в маленький кошель? Так зачем же эти ангелы среди нас? Зачем же они, они-то зачем дают людям этот свет, если видят, сколь ужасны оказываются последствия? — Фабио вдруг остановился и вскрикнул, пораженный внезапной мыслью. — Да божьи ли они ангелы?! О, вот в чем дело! Теперь я понял! И приор Форце это почти понял, но не смог поверить. Это не посланцы бога, но слуги дьявола! Теперь мне все ясно. Как же ты хитер и коварен, нечистый! Недаром тебя зовут Люцифером, что означает «несущий свет». Ты послал своих слуг к людям не в образе козлоногого искусителя с бурдюком вина, не в теле распутной девки, но в образе самого прекрасного из существ, дающего не низменное упоение грехом, но наслаждение, словно от прикосновения материнской руки или от святого причастия. А ведь от начала времен твои методы ничуть не изменились, однажды ты подарил Адаму и Еве свет познания, и какими бедами это обернулось для них! Ты даришь свет, но этот свет заставляет видеть лишь тьму. Теперь я все понял... — он остановился и достал из ножен свой кинжал. Волнение отступило, решение пришло к нему, простое и понятное. — Я инквизитор. Я знаю, что должен делать.
Фабио опустился на землю перед костром. Он сидел и смотрел на огонь, совершенно спокойный, словно завороженный пляшущими перед ним всполохами света. Тьма лежала за его спиной, и ничего больше не было вокруг, кроме тьмы.
Вход
Регистрация
Наверх
Отправлено 30 December 2013 - 22:07
