В народе Персидокл слыл человеком титанического ума и безбрежной эрудиции. Народ Персидокла за ум уважал и боялся. Ибо было у Персидокла так заведено, что если услышит он какую глупость, так сразу проштрафившегося и прихлопнет своим умищем.
Вот, скажем, конюх брякнет невпопад, а что, мол, не объехать ли нам, батюшка Персидокл, это болото, а то леший что-то на нем шалит о последнем годе, уж четыре телеги там утопло. А Персидокл как взовьется, да как вскричит "Леший??! Где ж ты, дурак мракобесный, леших-то видал, мартышка ты бестолковая? А ну, гони прямо на болото, гони, тебе говорят, сей же час я тебе покажу, что нет там никакого лешего!"
А после, как из болота мужики карету вытащат, а Персидокл от тины отмоется, да отобедает, сядет он посреди сада и велит к себе весь люд собрать, и еще кого если увидят за околицей. Конюха перед собою выставит и самолично пороть изволит. Да народу меж тем и разъясняет, что леших никаких не бывает, об том аглицкие профессора еще на прошлую Агафью доподлинно постановили, просидев у своего аглицкого болота без малого два года. И чем они только лешего не приманивали,а за все то время его не увидели, только какое-то чудо-юдо змеиное длинношеее. Чудо-юдо одного профессора слопало, так что они свой кспиримент на том и завершили, напечатав про сие в аглицкие Ведомости, пуще которых Персидокл почитал только германские. А что карета в болоте утопла, так то было произведено естественными причинами, среди которых глупость конюха наипервейшая есть.
Народ стоит-переминается, согласно кивает и меж собою перешептывается "Ай, голова батюшка Персидокл, ой, головаааа!" А и как не переминаться, когда Васька-пастух ляпнул было, что, мож, аглицких-то и не бывает, а четыре телеги все ж утопло, и тут же и был зван дубиною стоеросовою и примерно порот рядом с конюхом.
И при всяком прочем случае не упускал Персидокл оказать подобное воспитание в народе в почтении к просвещению, потому и народ его почитал человеком Великой Учености.
Только старый Архивариус, выглядывая на шум из окна городской библиотеки, грустно качал головою на Персидокла с хлыстиком "Вот шельмец-то, экий шельмец....". Вздыхал, брался было что-то сказать, потом махал рукою и шел налить себе чаю. С чашкою выходил в маленький садик и ободрительно улыбался Великой Учености, которая пряталась там от Персидокла.
Уж очень она была нежная и шума не любила.
(с)leolion_1