567 ответов в теме

[Crulod]

Уже только за то, что у тебя на гонеров стойка, следовало туда вступить.

следовало... но ты даже это не осилил до конца!

[Донпэдро]

следовало... но ты даже это не осилил до конца!

Я же не монстр, тебя тоже иногда жалеть нужно.

[Alex Heavenly]

Я же не монстр

Ниправда

[Донпэдро]

Третье место на Весеннем угаре.

Любой ценой.

Любой ценой
— Уважаемые дамы и господа, очень скоро мы будем отмечать одну из самых важных и значимых для галленте дат — день памяти павших ополченцев. Как все мы помним, в этот день, чуть меньше тридцати циклов, назад наша планета подверглась внезапному нападению калдарского флота. В тот момент никто не ожидал, что враг нанесет удар в самое сердце Федерации. И когда калдарские корабли подошли вплотную к Галленте Прайм, когда они уже готовились сбросить бомбы на наши беззащитные города, тысячи ополченцев вступили в бой с противником, который значительно превосходил их по своей военной мощи. Безоружные шаттлы против военных кораблей, гражданские пилоты против профессиональных солдат. Многие из них не имели контракта на клон, но даже это их не остановило. У них не было шансов на победу, но не победа была их целью. Навязав противнику неожиданный для него бой, они ценой своих жизней выиграли время для подхода флота галленте. В тот день наш народ продемонстрировал всю силу своего духа, готовность сражаться и пожертвовать собой ради своей родины, ради Федерации Галленте. В день памяти павших ополченцев на площади Единства будет открыт мемориальный комплекс. Министерство культуры и развлечений объявляет среди художников конкурс на лучшую голографическую панораму, которая станет центральной композицией мемориала. К участию в конкурсе…

Машейн выключил головизор, но взгляд его по-прежнему был прикован к полупрозрачной поверхности погасшей панели.
— Ты будешь участвовать в этом конкурсе, милый? — Миа, сидевшая рядом на диване, придвинулась ближе и обняла его за плечи.
— Я его выиграю, — все еще не отрывая взгляда от экрана, произнес Машейн, отвечая как будто не на ее вопрос, а на какие-то свои мысли. Звук собственного голоса вернул его в реальность, — Да, солнце, конечно, я буду участвовать. Как можно пропустить такое событие!
— А я буду болеть за тебя. Ты лучший художник во всем мире, и ты обязательно всех победишь! — воскликнула Миа, и голос ее зазвенел и волнением, и нетерпением, и гордостью за его пока еще не созданную работу.
Продолжая прижимать к себе девушку, Машейн уже не слышал ее — мысли его стремительно уносились вдаль, в прохладное и гулкое пространство его мастерской.

Лимо Машейн был вполне преуспевающим художником, работающим в новомодной манере голопанорамы. Его работы выставлялись в лучших галереях и высоко ценились коллекционерами, которые могли себе позволить установку панорамного проектора.
Голопанорама представляла собой голографическую интерактивную сферу, в которой искусно созданные объекты создавали у зрителя ощущение полного погружения. Это ощущение усиливалось еще и за счет возможности приближать к себе картину и рассматривать любой ее фрагмент в мельчайших деталях. Голопанорама создавалась из рисованной графики и реальных кадров, снятых на голокамеру. Гармонично распределить картину по всему объему сферы, не упустить ни одной детали, выразить в объемной панораме свои мысли и чувства и вызвать эмоциональный отклик у избалованного зрителя могли лишь настоящие мастера, обладатели незаурядного таланта. Работы их, особенно отмеченные положительными отзывами критиков, стоили целое состояние.

Машейн в среде своих коллег слыл чудаком не от мира сего. Он мог месяцами создавать картину, а потом, услышав один критический отзыв о ней, безвозвратно ее уничтожить. Мог заломить невероятную цену за свою работу и стоять до последнего, не желая уступать ни иска, а потом подарить ее какому-нибудь развлекательному центру с условием неперепродажи. Некоторые его картины вызывали бурю эмоций, заставляли зрителей осматривать каждый ее сантиметр, затаив дыхание, а другие не вызывали ничего, кроме недоумения. К своим тридцати семи годам он имел репутацию гениального художника, которому лишь собственные причуды и странности мешают быть еще и самым востребованным.

Раньше Машейн никогда не участвовал в подобных конкурсах, считая ниже своего достоинства соревноваться и сравнивать свои работы с другими. Но в последнее время критики стали все чаще говорить, что он выдохся, что талант его иссяк, что он, неспособный к дисциплине и работе в установленных рамках (что зачастую бывало едва ли не основным критерием востребованности), никогда уже не создаст ничего стоящего. Популярность его работ стала падать, спрос на них снизился, и никто уже не готов был платить за них тех денег, которых они, по мнению самого художника, стоили. И если на финансовую сторону вопроса Машейн вполне мог не обращать внимания, то на закат своей славы реагировал крайне болезненно. Этот конкурс мог стать началом нового этапа его карьеры — если он победит и его работа займет место в памятном мемориале на площади Единства, то все, от самого маститого критика до последнего туриста-ротозея, признают его талант и надолго запомнят его имя.
Желание доказать, что он лучший, было его идеей фикс, его манией, смыслом всей его жизни и его творчества. Всю свою карьеру художника он доказывал свое превосходство — всем, включая себя. Лимо Машейн завершал проект, только если считал, что новая панорама как минимум не хуже всего того, что он создал до нее.

Спустя пару недель Миа, открыв дверь своим ключом, вошла в квартиру Лимо — вошла и растерянно застыла на пороге. По квартире словно прошел ураган, переломав и искорёжив всю мебель, технику, не оставив целым ни одного предмета. Обломки и осколки картин, ваз, декоративных статуэток валялись вдоль стен, как будто их использовали для соревнования по метанию в цель. Диван был изрезан, вырванные потроха его покрывали пол. Разбитая панель головизора лежала под окном — видимо, ее пытались выбросить наружу, но укрепленное оконное стекло выдержало удар. Это было похоже на нападение каких-то сумасшедших грабителей, но ничего подобного давно уже не случалось в этом спокойном престижном районе. Вдруг Миа услышала какие-то звуки в кабинете Лимо. Пробравшись через обломки того, что когда-то было интерьером, она распахнула дверь и увидела Лимо — сидя на полу, среди разбитой аппаратуры и переломанной мебели, он отчаянно рыдал и колотил по полу кристаллом для записи голопанорам. Волосы его были растрепаны, лицо красно и мокро от слёз, гримаса ярости и боли исказила его черты. Он был безобразно пьян. В воздухе висел тяжелый запах перегара.

— Милый, что с тобой? — Миа впервые видела Лимо в таком состоянии и, бросившись к нему, никак не ожидала, что он грубо оттолкнет ее.
— Уходи! – хрипло выкрикнул он, — Ты тоже думаешь, что я ничтожество! Как все они! Все думают, что я никто!
Он размахнулся и швырнул кристалл в стену. Миа, потрясенная, сидела на полу и не знала, что говорить и что делать.
— Радуйтесь! Да! Да! Вы все правы! Лимо Машейн выдохся! Я больше не могу ничего придумать. Всё, что приходит мне в голову, уже делал или я, или кто-то другой! Эти твари из министерства заявили сегодня, что до окончания конкурса осталась пара недель, а бывшая звезда… Бывшая! Ты только подумай! Бывшая!!! Еще три месяца назад этот чинуша уговаривал меня украсить холл его резиденции, а сегодня списывает меня в утиль, на свалку! — он вцепился руками в волосы и завыл.
Миа схватила его за плечи, прижала к себе, пытаясь успокоить.
— Милый, еще целых две недели! У тебя обязательно получится, я знаю, — говорила она, стараясь, чтобы голос ее звучал уверенно и твердо, — Помнишь, как ты работал над панорамой для космопорта? Ты создал ее всего за два дня, а перед этим придумывал сюжет почти месяц.
— Я пытался! Я уничтожил уже шесть вариантов, потому что это всё не то, не то, не то! — уткнувшись горячим лбом в плечо Миа, он заговорил быстрым срывающимся шепотом, — Я совсем выдохся, я не могу ничего создать. Я готов отдать весь остаток жизни, две, три жизни, если бы они у меня были, я отдал бы их, не задумываясь, только бы мне пришла в голову идея. Новая, ни на что не похожая идея...
Постепенно шепот его превратился в невнятное бормотание, и он погрузился то ли в сон, то ли в обморок. Миа осторожно уложила его прямо на пол, подложила под голову чудом уцелевшую подушку, накрыла пледом и долго сидела рядом, положив руку на его плечо.

Проснувшись утром, она не обнаружила Машейна в квартире. На коммуникаторе мигал сигнал сообщения: «Я придумал! Я знаю, что делать! Прости, срочно вылетел работать».

Лимо принялся за воплощения своего замысла. Для начала он купил на орбитальной свалке три полуразвалившихся остова калдарских истребителей и разместил их в ближайшем космосе. Там же, на свалке, наплевав на явную незаконность сделки, он купил у каких-то подозрительных типов боевую дистанционно управляемую автоматическую турель с полным боекомплектом и установил ее рядом с бывшими истребителями. Воспользовавшись своей лицензией гражданского пилота, обновил контракт со станцией клонирования. Затем он приобрел пятьдесят гражданских шаттлов и вылетел на одном из них к висящей в космосе жутковатой конструкции. Выпустив голокамеры и расположив их по заранее продуманной схеме, он приготовился активировать турель. Вися беззащитном шаттле прямо напротив смертоносного орудия, Машейн всматривался в ствол раилгана. Ему еще не доводилось умирать.
«А вдруг не получится? Вдруг в капсуле что-нибудь не сработает?»
Страх сковал его холодом, пальцы его онемели от ужаса, всё его существо противилось самоубийственному замыслу.
«Трус! Ты же обещал отдать жизнь ради своей идеи!»
Он вдруг явственно представил себе ехидные смешки и злорадные ухмылки конкурентов и критиков, услышал перешептывания за спиной, увидел снисходительные фальшивые улыбки министерских чиновников — ну что ж, дескать, никто и не ожидал от тебя ничего выдающегося. «Выдохся, бывший, не способен, жалкое подобие прошлого» — вот так они будут говорить о нем, он уже сейчас слышит их голоса и ненавидит их за их триумф и за свое поражение.
— Ааааааа, трус! — заорал Машйен и активировал турель.

Выпав из ячейки клонирования, он продолжал беззвучно кричать. Его вырвало на пол, в памяти до сих пор стоял скрежет разрываемой обшивки шаттла, свист уходящего воздуха и яркая вспышка, ослепившая его в последний миг. Сотрудник станции клонирования подбежал к нему, пытаясь помочь. Выйдя из станции клонирования, Машейн зашел в ближайший бар и пил там, стараясь успокоиться, пока алкоголь не отключил все его чувства вместе с сознанием.

Следующие несколько дней превратились для Машейна в ад. Он уничтожал шаттл и себя в капсуле, оживал на станции клонирования и, едва оправившись от шока, снова спешил в ангар, вновь и вновь, пока не кончились шаттлы. Сотрудники станции, где оживал Машейн, надолго запомнили странного клиента. Он, то с криком, то с яростным рычанием выбирался из ячейки клонирования и тут же направлялся на выход. Не проходило и часа, как его новый клон активировался и, как все его предшественники, поспешно покидал станцию. Страшнее всего был его взгляд — безумный, страдающий, горящий взгляд фанатика. Предлагая Машейну помощь, сотрудники станции старались не смотреть ему в глаза, словно боясь заразиться его безумием. Но пока клиент не совершал ничего противозаконного и исправно оплачивал клоны, никто не смел ему мешать.

Наконец, пространство перед остовами истребителей заполнилось обломками шаттлов и застывшими трупами клонов Машейна. Используя ремонтный бот, измученный художник занялся детальной проработкой композиции. На одной стороне воображаемой сферы остовы кораблей изображали атакующий флот, на другой стороне были разбросаны обломки шаттлов. Между ними он расположил свои тела. Это стало самой сложной частью работы. Каждый раз, когда он видел их безжизненные лица, его пробирала дрожь. Порой ему казалось, что они живы, что они пытаются пробраться к нему, стучат по обшивке бота и требуют впустить их. Он слышал, как они кричат, как они ссорятся между собой, выясняя, кто из них настоящий Лимо, а кто клон. Чтобы не сойти с ума, он даже начал было принимать транквилизаторы, но вскоре перестал, поняв, что они тормозят его работу. Наконец, закончив работу в космосе, Машейн закрылся в мастерской и приступил к обработке и монтажу отснятого материала.

Лимо успел закончить и сдать картину в срок. Два дня после окончания приема работ жюри совещалось в закрытом режиме, после чего все работы должны были открыть для публики и критики, а через неделю должен был быть объявлен победитель. Но, к удивлению Миа, даже после сдачи работы Лимо продолжал проводить дни напролет в своей мастерской. Когда накануне открытия выставки он не пришел домой ночевать, девушка всерьез забеспокоилась. Ни поздно вечером, ни рано утром его коммуникатор не отвечал, и Миа решила поехать в мастерскую.

Дверь была не заперта. Оказавшись в мастерской, Миа вошла внутрь работающего панорамного голопроектора и сразу увидела Машейна — он лежал в самом центре, лицом вниз, вокруг его головы растеклась кривая лужа темной, уже застывшей крови. Правая рука его сжимала пистолет. Миа бросилась к нему, уже понимая, что случилось непоправимое. И застыла рядом с телом — внимание ее привлекла окружающая картина. Вокруг нее было космическое пространство. Прямо перед ней на фоне огромного диска планеты летали обломки каких-то кораблей, позади нее замерли нацеленные на планету хищные силуэты истребителей, а между ними протянулась цепочка мертвых тел. Тела летели, как будто пытаясь остановить приближающегося врага, как будто закрывая собой беззащитную планету. Некоторые из них, вцепившись в обшивку истребителей, словно пытались удержать их на месте. Казалось, что погибшие пилоты даже после смерти продолжают защищать родной для них мир. Вся композиция была пронизана болью, отчаянием и ужасом, обезображенные взрывами тела безмолвно кричали и мерцающие вдалеке холодные звезды оплакивали безымянных героев. Помимо своей воли, словно во сне, Миа приблизила к себе изображение, всмотрелась в лица мертвых пилотов и закричала от ужаса — в каждом из них она снова и снова узнавала Лимо Машейна.

В выставочном павильоне уже пятый день было многолюдно и шумно. Миа стояла напротив голопанорамы Машейна, но не заходила внутрь, ей не нужно было входить, чтобы увидеть еще раз эту потрясающую и ужасающую картину — каждую ночь она видела ее в кошмарных снах. Толпа обтекала ее со всех сторон, и Миа невольно вслушивалась в разноголосый гомон.
— Это словно оживший кошмар, такая жуть, такой ужас…
— …конечно, гениально, но он же явно сумасшедший!
— Вы знаете, что он покончил с собой? И чему же научит эта картина наших детей?!
— …мороз по коже…
— Вы совершенно правы, поразительный синтез символизма и реализма! Машейну в этом нет равных.
— Он просто псих, маньяк!
— …нельзя показывать. Это же ужас, это фактически пропаганда…
— Этот парень словно был там с нами, я вам говорю! Как он всё это прочувствовал, как передал, я вам говорю, это невероятно!
— …невозможно оторваться и невозможно забыть…

«Ты победил, Лимо Машейн, — думала Миа, — на всей планете нет сейчас человека, который бы не знал твое имя. Вряд ли кто-то когда-нибудь сможет повторить то, что ты сделал. Тебя будут осуждать, тобой будут восхищаться, тебя будут помнить даже через много лет. Но скажи мне теперь, Лимо Машейн, не слишком ли дорого ты заплатил за эту славу?»

[Донпэдро]

Здравствуйте, я капсулир.

Здравствуйте, я капсулир. Да, да, именно капсулир, тот, кого вы называете бессмертным, полубогом, прожигателем жизни, бездушным маньяком и прочими эпитетами. Вы мне не верите? Вот, смотрите, здесь под париком разъем для связи с капсулой. Убедил? Можете потрогать, он настоящий.

Вы хотите что-то сказать? Не стоит, вы и так много чего наговорили, понаписали и напоказывали. Вы меня пригласили для чего? Рассказать про капсулиров, вот и слушайте. Иной раз почитаешь то, что вы про нас понапридумывали, ужас! Откуда вы все это берете? Вымысел, основанный на наблюдениях? На каких наблюдениях? Вы даже меня отличить от обычного человека не смогли. Знаете, какой из этого следует вывод? Мы тоже люди, точно такие же, как и вы, только с дыркой в голове. Да и у кого нынче нет дырок в черепе? Вон у вас, я тоже смотрю, слот для имплантов под ухом. Вам для работы нужно? Представьте себе, нам тоже для работы нужно. Чем мы еще можем отличаться? Бессмертием? Где вы видели бессмертных? Пока я не сижу в этой чертовой капсуле, я точно такой же, как и вы, смертный. Да, если в космосе мое корыто разнесут на атомы, я оживу где-нибудь на станции клонирования, но все остальное время меня можно убить, как и любого из вас. Вы же не думаете, что мы безвылазно сидим в капсулах? То-то же.

И с чего вы взяли, что умирать и возрождаться — это привилегия и вообще счастье? Вы знаете много политиков, которые ежегодно помирают в космосе для омоложения? Я тоже таких не встречал. И вообще умирать в любом случае неприятно, даже если знаешь, что через мгновение ты откроешь глаза в новеньком клоне. Я видел, что эта тема вас интересует. Вы так часто описывали наши страдания при возрождении. Вам, наверное, хотелось бы в это верить. Но вы правы лишь отчасти. На самом деле, это прежде всего жуткий страх, что больше не возродишься. Что поделать, инстинкт самосохранения еще никто не отменял. Потом открываешь глаза и понимаешь, что ты сидишь в каком-то киселе и тупо захлебываешься им. Дальше тебя просто вываливают, как кусок мяса, на пол, и ты судорожно пытаешься выблевать все, что успел проглотить. А потом торопливо глотаешь воздух, и все время кажется, что его не хватает, ковыляешь в душ смывать этот мерзкий биогель. Ну, потом по обстоятельствам, либо мчишься в ближайший док и вылетаешь, рискуя повторить цикл вновь, либо, если тебя угораздило ожить на другом конце галактики, идешь в бар подсчитывать убытки и готовиться к долгому торгу с барыгами, чтобы купить себе новое корыто. А риск очнутся идиотом? В запарке забудешь перезаключить контракт и пожалуйста, в следующий раз очнешься в базовом клоне. Пакет навыков, которые усваивал месяц, приходится учить заново.

Если вам так хочется узнать эти ощущения, то почему бы вам самим не испытать это? Любой человек может стать капсулиром, было бы желание и счет на кредитке. Что? Дорого? А знаете почему? Да чтобы каждый идиот не возомнил себя бессмертным и не ринулся воевать в космосе! Там и так сумасшедших хватает. И, тем не менее, я стал капсулиром практически даром. Пять циклов в военной академии — и все, символический взнос, клонирование и пару циклов работаешь на родную академию, отрабатывая обучение и клон. Я считаю, что это правильно. Вы что умеете? Писать? Вот и пишите, а я умею летать, вот и летаю. А хотите экскурсию — пожалуйста, оплачиваем единовременно курс обучения и в путь. Может, сумеете пройти через врата, а может, и нет.

И что вы так цепляетесь к нашим доходам? Вы наши расходы считали? Да, я могу за локальные сутки заработать пять миллионов исков, только я их за пару минут могу потратить. И не на сладкую жизнь, которую вы так любите расписывать, а на необходимые вещи. Корабль нужно оснастить, старье заменить, новое прикупить. А вы видели расценки на рынке? А сколько стоит пакет навыков на какую-нибудь деталь? Для того, что бы установить торпедную установку в корыто, предназначенное только для торпедных установок, извольте выучить навык, а потом с удивлением узнайте, что на сами торпеды тоже нужно учить навык. И все это стоит немалых денег. А сколько стоит продление лицензии пилота на месяц? При большой удаче я только на нее треть месяца трачу.

А вы когда-нибудь задумывались, как нам достаются эти иски? Вы знаете, что такое сутками висеть на белте, каждые двадцать минут отбиваясь, то от пиратов, то от взбесившихся дронов. А еще не забудьте про конкуренцию. Только начнешь ковырять какой-нибудь астероид, как прилетает флот и флитком орет, дескать, занято. А носиться через всю галактику доставляя срочную посылку какой-нибудь бабушки? И не дай бог опоздать на пару минут — прощай, бонус; хорошо, если заработанных кредитов на выпивку хватит. Что, думал, мы в исках купаемся? Среди капсулиров миллиардеров может пару сотен и наберется, только они уже давно не летают, за них другие пашут. А простому капсулиру только и остается, что крутиться, как белка в колесе.

Пиратство, говоришь? А ты думал, почему в пираты идут? Думаешь, там заработать можно? Да там еще быстрее обанкротишься. Я то и дело парней из вольницы вижу в очереди к агентам. Берутся за что угодно, лишь бы на новый кораблик наскрести, да тут же и обратно в лоусеки. Все ценное там с такой охраной возят, что больше потратишь, чем отнимешь. В наемниках еще можно подняться, но пока одной конторе служишь, у других на тебя такое досье соберется, что потом их системы за пять врат пролетать будешь.

Ну, что, какие еще у нас, небожителей, привилегии? Живем на закрытых станциях? В роскошных апартаментах? Вы тамошние цены на аренду видели? Да и зачем мне квартира, если я по всей галактике мотаюсь? Где мы живем? Да среди вас и живем — прилетел, загримировался и через черный ход в город, в ближайшую гостиницу. Зачем грим и черный ход? Да после вымыслов ваших нас ненавидит каждый второй обыватель. Только и ждут, чтобы ограбить или просто морду набить из патриотических чувств. Классовая ненависть. Причем на своих олигархов они не злятся. Ну да, до них поди доберись. А тут нате вам, капсулир бессмертный решил по трущобам прогуляться, сейчас мы ему покажем, что тоже право имеем.

Какое право? Я вас спрашиваю! Да простой капсулир — самое бесправное существо во вселенной. Вот вы можете спокойно улететь на другую планету, и об этом никто не узнает, а мне достаточно пройти врата и мое досье у начальника местного отделения КОНКОРДа на экране. Мало того, любой заглянувший на канал локальной связи знает о том, что я в системе. Спасибо, что реалити-шоу про нас не снимают. А что творят с нашими клонами, когда они готовы к активации? Одной бездне известно. Вот партнерша моя только из клонилки вышла, а уже не девственница. И поди докажи кому, ели она это только в постели обнаружила. Я после того случая стараюсь на галлентских станциях клоны не держать. Вот вы можете спокойно пристрелить какого нибудь-бедолагу, и вас, может, и не найдут, а я? Бойцы КОНКОРДа уже через пять минут будут зачитывать мне приговор и приводить его в исполнение.

Что там у нас по списку далее? Вы считаете нас бездушными маньяками, которые, пользуясь своим бессмертием, с легкостью губят тысячи жизней простых людей. Про бессмертие я уже говорил, а про убийства... Вы серьезно считаете, что капсулиры ради удовольствия стреляют по гражданским траспортам? Не приходило в голову, что они выполняют чей-то приказ? И, как правило, такого же смертного, как и вы? Нет, я не буду спорить, есть и среди капсулиров слетевшие с катушек. При нашей-то работе это немудрено. Но с такими КОНКОРД тут же разбирается, а на станции клонирования его ждет комитет по встрече.

А что, среди обывателей нет маньяков? Простые граждане не убивают друг друга, не устраивают терактов? Да побольше нашего, еще и безнаказанными часто остаются. Вы говорите — капсулир сбросил бомбу на мирный город. А что творит пехота, заходя в этот город, вы не знаете? И вообще это частный случай на войне. А кто начинает, кто заказывает войны? А вы в курсе, что главы корпораций платят КОНКОРДу за невмешательство во время войны? Что, я открыл для вас что-то новое? Пятьдесят лямов — и твори, что пожелаешь. У них там на все прейскурант готов. Успевай-отстегивай. Даже в ответ открытку пошлют с пожеланием обращаться еще.

Ну, как вам правда о капсулирах? Что мне твое «извините»? Что? Повтори, что ты сказал? Сожалеешь? То есть ты хочешь сказать, что по твоей наводке меня снаружи ожидает банда отморозков, потому что ты после интервью решил запечатлеть, как бессмертный капсулир расправляется с беззащитными гражданами? Ты совсем идиот? У меня даже пистолета нет! Какие бустеры, кретин?! Они взаимодействие с капсулой ускоряют, а не с руками! Вызывай полицию, сука!

[ilych09]

И все таки, Дон, "Любой ценой" была попыткой "подкупить" аудиторию. Удачной, яркой, оригинальной. И не спорь. Не хочу это обсуждать. Ну, если не нравится слово подкупить, пусть будет "соответствовать вкусам", или можешь по другому назвать. Суть то не поменяется.

Но во то что умеешь нащупать - "что же пипл будет хавать" - молодчина. Может, далеко пойдешь

[Донпэдро]

И все таки, Дон, "Любой ценой" была попыткой "подкупить" аудиторию. Удачной, яркой, оригинальной. И не спорь. Не хочу это обсуждать. Ну, если не нравится слово подкупить, пусть будет "соответствовать вкусам", или можешь по другому назвать. Суть то не поменяется.

Но во то что умеешь нащупать - "что же пипл будет хавать" - молодчина. Может, далеко пойдешь

Именно соответствовать ))

[Донпэдро]

Собственно одна из причин почему не участвовал в прошедшем миниконкурсе это отдых от грелки.

Этой весной довелось побороться на грелке, тему задавал Мартин, тема была "Предательство" (кто бы сомневался). Среди участников были замечены и известные писатели. Написалось два рассказа, но ни один из них в финал не вышел, для себя понял, что на грелке за рассказ нужно бороться чего я к сожалению не делал увлекшись рецензиями. Вот собственно кому интересно выкладываю тут на почитать.

 

Предатель

— Всем членам экипажа, свободным от вахты, заняться поисками!
Капитан звездолета «Пионер» Зося Климова отдавала распоряжения по громкой связи. Голос ее взволнованно звенел, лицо было сурово – брови сдвинуты, щеки горели, глаза гневно сверкали.
— Найти мерзавца и доставить ко мне. Я лично с ним разберусь.

Старпом Володя Машкин, сидевший рядом за пультом, с удивлением глядел на разъяренного капитана. Такой он видел ее впервые.
— Капитан, может, хватит? В конце концов, что такого случилось?
— Что случилось?! Да из-за этого предателя может сорваться вся экспедиция! Если мы не найдем его в ближайшее время, этот диверсант может повредить какой-нибудь важный узел и всё! Ему-то будет наплевать на гибель корабля и экипажа. А учитывая его способности, он сможет повредить звездолет там, куда простому человеку не пробраться, поэтому найти и устранить поломку быстро нам, как ты понимаешь, в этом случае вряд ли удастся.
— Ну, вообще-то, когда мы брали его на корабль, расчет был именно на то, что он как раз таки сможет пролезть где угодно…
— Вот наверняка он сейчас и сидит в каком-нибудь таком укромном «где угодно»!

Мягко засветилась панель интеркома, и появившаяся на экране девушка в синем рабочем комбинезоне и синем берете отрапортовала:
— Младший механик Фролова докладывает: в двигательном отсеке посторонних не обнаружено, продолжаю поиски.
— Приняла, продолжайте, — капитан отключила связь и посмотрела на старпома. — Ты доверяешь этой Фроловой?
Индикатор удивления Володи уже давно находился в красной зоне.
— Капитан, да это уже паранойя, ты что, теперь будешь всех подряд подозревать?!
— Я с утра просматривала запись коридорного видеонаблюдения и видела, как он выходил из ее каюты.
— И что? Первые два дня, например, он жил со мной.
— Ты сам прекрасно знаешь, что первые два дня я была занята подготовкой к полету и выводом звездолета на курс. Как только я освободилась, тут же определила его к себе.

Интерком вновь осветился, на этот раз экран предъявил Зосе молодого парня в синих форменных брюках, радужной футболке и кокетливо сдвинутом набок берете.
— Радист Сёмочкин докладывает: отсек связи чист.
— Приняла, продолжайте поиск, — капитан, отключив интерком, опять обратилась к старпому: — А Сёмочкин? Ты видел, как они позавчера мило общались в кают-компании? Сю-сю-сю, ми-ми-ми, тьфу, противно было смотреть. Может, он его покрывает и прячет у себя в радиорубке?
— Не, я думаю, там его точно нет, иначе мы бы уже лишились связи.
— Ну а где он может быть?— с отчаянием воскликнула Зося, — Вот только попадись он мне – выкину к чёртовой матери за борт, как мусор! То есть, нет, сначала выдерну ему ноги, что бы не бегал, куда не надо, а потом выкину.

— Послушай, это уж слишком. Что он такого сделал-то, с чего ты так завелась?
— Что он сделал? Он меня предал! Он изменил мне! Мы вторую неделю спим вместе, об этом знает вся команда. А теперь он с кем спит? С Фроловой? Или, тьфу, с этим Сёмочкиным? — голос капитана предательски сорвался.
— Ну, вообще-то он свободный член экипажа. Нам повезло, что ему нечем было заняться в рамках его прямых обязанностей. Правда, еще неизвестно, как будет на обратном пути…
— Этот член экипажа – мерзкое животное, неблагодарная скотина. Я-то думала, он только меня полюбил, а эта свинья готова к кому угодно в койку прыгнуть, лишь бы приласкали!
Зося, пытаясь успокоиться, глубоко вздохнула раз, второй и все-таки не сдержалась – заплакала, закрыв лицо руками. А старпом вдруг с ужасом понял, что совершенно не представляет, как вести себя и что делать, когда перед тобой сидит и плачет, с одной стороны, обыкновенная женщина, а с другой – капитан твоего корабля и твой непосредственный начальник.

— Я же для него все делала, — всхлипывала Зося, — и нежности разные говорила, хоть и не особо умею всякое такое, и ухаживала за ним, как могла. Помнишь, как ему было плохо после перехода? Я же его чуть ли не с ложечки кормила. Да, черт возьми, я ради него даже готовить училась, чтобы самой для него что-нибудь вкусненькое… ну да, не слишком удачно получилось, ну так я же не домохозяйка, в конце концов, я пилот, меня учили летать, а не носки вязать да всякие там вареники печь! А он…
Володя хотел было сказать, что вареники не пекут, а варят, но вместо этого философски заметил:
— От любви до ненависти один шаг.

— Я вторые сутки не сплю, не могу без него. Привыкла, что он всегда рядом.
— Так, капитан, возьми себя в руки, — старпом решительно встал, подошел к командиру и крепко взял ее за плечи, — что это за бабские истерики по пропавшему любовнику?! Объявится он, причем довольно скоро. Как проголодается, так и придет. И с кораблем ничего не случится – ну не дурак же он, а?
Зося на мгновение замерла, словно боясь упустить внезапно пришедшую в ее голову гениальную мысль, а потом активировала интерком:
— Камбуз, ответьте мостику. Камбуз, ответьте!
На экране появилась фигура кока в ослепительно-белой рубахе и таком же белоснежном берете.
— На связи камбуз. Нету здесь вашей пропажи. И вообще, у меня тут все стерильно, тут не положено шляться кому ни попадя. Если бы я этого вашего субчика здесь застал — прибил бы и на котлеты пустил. У доктора ищите, может, он там похмеляется. Я его вчера видел, явно в неадеквате был... эммм... в смысле, доктор нормальный был, а любимчик твой, похоже, пьяный в стельку, такие кренделя выписывал.

Связь отключилась. Капитан Климова с минуту переваривала полученную информацию, глядя на погасший экран. Потом набрала другой номер:
— Медблок, ответьте мостику.
Через пару гудков вызов приняли, но этот раз никакого изображения на экране не появилось, лишь несколько огоньков хаотично метались по его поверхности.
— Док, почему нет видеосвязи? — озадаченно и слегка подозрительно поинтересовалась Зося.
— Камера разбита, — раздраженно ответил ей голос из динамика.
— Он у вас? Вы там вместе?! — вскрикнула она.
— Нет, но эта сволочь здесь явно была. Капитан, да у меня по блоку как Мамай прошел! Все приборы перевернул, колбы перебил! Шкафы, как он шкафы-то умудрился открыть? И чего искал, спрашивается? Хорошо хоть, что наркотики в сейфе…
— Вы его видели? — перебила Зося.
— Задницу я его видел, ботинком только и успел запустить. Был бы пистолет под рукой – расстрелял бы на месте!
— Отставить! Если обнаружите, поймать и ко мне. Я с ним поговорить хочу, в глаза ему посмотреть, — сказала она и отключила связь.

— Поговорить? — старпом внимательно смотрел на своего командира, — Нет, я все могу понять, но, при всем уважении, капитан, вам бы нужно в первую очередь поговорить с психиатром. А этого разбойника посадить под арест – и все дела! И я теперь, пожалуй, склонен согласиться, что экспедиция из-за него под угрозой – наш капитан, кажется, совсем плох.
Зося укоризненно посмотрела на старпома.
— Но он мне действительно нужен, — жалобно сказала она, — я привыкла к нему, я без него спать не могу, я вот сейчас злюсь на него, а сама, знаешь, как переживаю. Я, конечно, виновата перед ним, сутки провела на мостике, а он там один, взаперти. Но ты же знаешь, как в этот раз на орбиту выходили! Не выходили – выкарабкивались. Меня Фролова валерьянкой отпаивала после вахты. Тоже, подруга, — сердито шмыгнула носом Зося, — сначала вокруг меня прямо «Зосенька-Зосенька», а через час уже его у себя привечает. Ох, да где же он теперь? Только бы вернулся…

Старпом внезапно сложил всё услышанное в голове — Фролова с валерьянкой, доктор с разгромленным медблоком — и лицо его невольно расплылось в улыбке. Капитан удивленно посмотрела на него, но он не успел объяснить ей причину своей радости — откуда-то из-за пульта неслышно вышел сам предатель. Изменник, неблагодарная скотина, сволочь, негодяй и потенциальный диверсант сделал несколько неверных шагов (голова до сих пор была мутной – ему вчера удалось-таки добыть во владениях доктора заветный пузырек с валерьянкой), подошел к ногам не верящей своему счастью Зоси и, покаянно ткнувшись рыжим лбом в ее ботинок, сказал:
— Мрррмяу!

 

Кукушка

Барон Куукайн Валорис со своими людьми проезжал через рыночную площадь, направляясь из дворца к городским воротам. Как только отряд появился на площади, вокруг стало тихо. Горожане молча смотрели на барона — кто-то осуждающе, кто-то с презрением, кто-то сплевывал, не сводя глаз с барона — их взгляды были красноречивее слов. Куукайн смотрел на них и не понимал, за что его так ненавидят. Еще совсем недавно он был для них героем — героем битвы у Южных Ворот, рискуя собственной жизнью спасшим остатки королевской армии.

***
Из-за отдаленности провинции старого барона Дайнена Валориса послание о разгроме королевской армии на южной границе пришло на Восточный Перевал одним из последних. Верный своему долгу, барон немедленно собрал отборную тысячу во главе со своим сыном и отправил помощь на юг. К тому моменту, когда Куукайн Валорис достиг южной границы, войска империи уже освободили свои земли, ранее захваченные королевской армией, и вот-вот должны были перейти границу королевства Инайны.

Несмотря на изнурительный марш-бросок, тысяча барона Валориса вступила в бой сразу, едва достигнув Южных Ворот — узкого прохода среди неприступных гор, единственного места, где можно было перейти границу королевства. Получив это неожиданное подкрепление, королевская армия смогла переломить ход сражения — битва была выиграна, и отступление, в последние дни больше напоминавшее бегство, остановилось. Барон Куукайн Валорис остался у Южных Ворот и занялся укреплением границы — восстановлением разрушенных и постройкой новых защитных сооружений, а также организацией разрозненных остатков армии в боеспособные отряды, которые могли успешно сдерживать постоянный натиск врага.

Имперские войска предприняли несколько наступлений, но вскоре поняли, что перед ними не те жалкие остатки королевского войска, которые совсем недавно бежали с их земель в сторону границы, бросая по пути награбленное, а сильный и умелый противник. Для этого противника было привычно удерживать горные проходы минимальным количеством людей, устраивать диверсионные вылазки, срывая наступление и раз за разом отбрасывая атаку врага. Так империя узнала барона Куукайна Валориса — молодого, совсем недавно отпраздновавшего свое тридцатилетие капитана восточной пограничной стражи, наследника героя последней войны барона Дайнена Валориса.

Для всего королевства барон стал новым героем. Его военные способности признавал даже герцог Дизанис, командующий остатками королевского войска, прибывший со своим резервом на южную границу через несколько дней после битвы. Старый опытный вояка, выигравший за свою жизнь не одно сражение, он прислушивался к мнению молодого барона, часто советовался с ним и вскоре стал доверять ему настолько, что даже распорядился исполнять любой приказ барона Валориса как свой собственный. Через неделю имперские войска наконец сосредоточили свои основные силы и попытались вновь перейти границу, но время было уже упущено. Теперь вместо старой, больше декоративной, чем военной, крепости Южные Ворота охранял новый бастион. Силами одного гарнизона можно было удерживать натиск целой армии. Потерпев неудачу, Империя решила предложить мир.

***
Он смотрел на горожан, провожавших отряд мрачными взглядами, и не понимал, чем они недовольны. Он дважды приносил им мир, но его ненавидят больше, чем имперцев. Или им было в радость вести эту войну? Или все они поддерживали короля в его стремлении завоевать империю? Прошло меньше месяца после окончания войны, но уже сейчас было видно, что горожане стали жить лучше, чем прежде — имперский налог был несоизмеримо меньше, чем бесконечные поборы королевских казначеев.

***
Честь сопроводить посланника Империи во дворец короля выпала герою войны барону Валорису. В дороге он разговорился с послом, графом Тантри.
— Граф, Вы умный человек, скажите мне — неужели наши цивилизованные государства не могут жить в мире?
— Многие задают этот вопрос, но мало кто знает ответ. Мое мнение таково, что все зависит от людей, стоящих у власти. Наша империя процветает уже не одну сотню лет. Многие соседние государства добровольно вливаются в наше. А почему? Да потому, что наши императоры на протяжении столетий всегда предпочитали язык мира и политики. После слияния с нами у королевств остаются все их права, имперский налог не так уж высок, столичная провинция сама обеспечивает себя всем необходимым.
— Наше королевство в несколько раз старше вашей империи, король никогда не согласиться на слияние.
— Нас это устраивало, пока мы знали, что север прикрыт надежным союзником.
— Тогда почему война?
— Из-за вашего короля.
— Он отказал вашему императору? — чуть насмешливо сказал барон.

Посол помрачнел и сказал:
— Мы бы сами хотели знать причину войны. Но мой предшественник был доставлен на границу в железной клетке, нагишом и с вырванным языком. А уже на следующий день королевские войска вторглись на наши земли, — голос посла стал глуше, — С ходу, в первый же день, была захвачена целая провинция, все ее жители, не успевшие спастись, были уничтожены, поселения сожжены и разграблены. Да кому я это все рассказываю! — вскричал вдруг граф, — Можно подумать, в Вашем обозе не завалялась пара мешков с трофеями!
— Граф, Вы лжете! Королевская армия не способна на подобное! Мародеров, если они вдруг появятся в наших рядах, тут же вздернут на ближайшем дереве! И вы оскорбляете меня и моих солдат, говоря о каких-то трофеях. Я не был на вашей земле, моя тысяча вступила в битву только на границе.
— Приношу свои извинения, барон, — сказал Тантри уже спокойнее, – Хм, теперь я, пожалуй, понимаю, почему остановить наши войска удалось именно Вам — есть существенная разница между войной ради богатства и войной за освобождение своей земли от врага...

— Я повторяю, граф, королевская армия — это не сборище разбойников и бандитов, — Куукайн попытался вспомнить королевскую гвардию, но в память упорно подсовывала ему лишь воспоминания о толпах бегущих в сторону границы оборванных солдат с обреченными взглядами, — Это старейшая армия, с незыблемыми многовековыми традициями, и для любого аристократа, состоящего на военной службе, честь превыше всего, — ему вдруг припомнились несколько карет под охранной личных десятков, мчавшиеся в сторону столицы и встретившиеся ему по дороге к Южным Воротам, и он сразу сбавил свой пыл.
— Меня всегда удивляла преданность жителей вашего королевства вашему королю.
— Спросите любого, и любой Вам скажет, что это так. Они готовы пожертвовать своей жизнью ради него. В нашей стране нет большей чести, чем служение королю. Это впитывается с молоком матери.
— Скажите, барон, Вы давно были в столице?
—Вскоре после моего совершеннолетия, на церемонии присяги. Потом мне было не до столицы. Восточные границы всегда требуют к себе внимания.
- Тогда я думаю, что нам стоит продолжить этот разговор после приезда.
Оставшийся путь они проделали в молчании, погрузившись каждый в свои мысли.

По дороге барон отметил, что, несмотря на то, что война не докатилась до этих мест, здешние поселения были явно бедны и запущены. Людей на улицах практически не было, в поле работали одни женщины, и со дворов не доносились мычание или блеянье домашней скотины. Он припомнил крепкие хутора на своих землях — сравнение было явно не в пользу столичных сёл.
Наконец Куукайн с двумя сотнями своих воинов, не считая личной десятки «серых», и посол с сопровождавшими его солдатами въехали в столицу королевства Инайтун. Горожане заполнили все улицы и приветствовали героев. Стража ворот салютовала до тех пор, пока последний солдат не вошел в город. Девушки бросали в победителей цветы, мужчины кричали «Слава!». Народ образовал коридор вдоль главной улицы, по которой барон проследовал к королевскому замку. Глашатай, стоявший на возвышенности, заученно повторял указ короля:
— Наш любимый король Лемирис Второй, да продлятся дни его вечно, повелевает славить героев битвы у Южных Ворот»! Всем веселиться и гулять!..
Проезжая через рыночную площадь, молодой Валорис дивился тому, как много народу собралось приветствовать его. Но, несмотря на атмосферу праздника, барон и здесь так же, как и за пределами города, замечал бедность одежд и какую-то безнадежную тоску в глазах простолюдинов.

***
Теперь многие ходили в нарядных одеждах, и нигде не было даже намека на то, что королевство проиграло войну. Лишь патруль имперских стражников, время от времени проходивший по улицам, напоминал о том, что отныне королевство Инайна часть Империи. Почему же его, всегда желавшего им только добра, теперь не любят? Не простили за то, что не выполнил их ожиданий? А что, было бы лучше, если бы безумный король продолжал разорять страну в угоду своей ненасытной жадности?! Он оглянулся в сторону дворца. Там многое изменилось в последнее время. Убранство покоев стало скромнее, придворные наряды, следуя новой моде, перестали напоминать шутовские костюмы. Сменился тот, кто сидит на троне. Но почти все, кто жил там раньше, продолжают оставаться и сейчас жить во дворце и служить новому королю. Барону Валорису там теперь нет места.

***
У ворот замка их встретил лично первый советник короля. Поначалу Куукайн принял его за шута, и виной тому был костюм вельможи — камзол кричащих цветов, весь в кружевах, с бубенцами на руках и на поясе. Лицо советника было белым от пудры, на щеках горел ярко-красный нарисованный румянец. Выступивший вперед церемониймейстер громко объявил:
— Первый министр короля приветствует героя битвы у Южных Ворот!
Министр, приблизившись к барону, сказал:
— Барон Куукайн Влорис, Вас и господ посланников король срочно требует в зал торжеств. Прошу следовать за мной. Не беспокойтесь о ваших людях, все распоряжения же отданы, о них позаботятся самым наилучшим образом.

Проходя по замку, барон поразился роскоши и блеску дворцовых покоев. При воспоминании о запущенных поселках и нищих горожанах ему казалось, что он очутился в другой стране, в каком-нибудь из замков богатых южных королевств. Когда они вошли в зал торжеств, Куукайн и вовсе оторопел от блеска и великолепия убранства. По бокам у стен стояли золотые доспехи, стены украшали огромные полотна с батальными сценами, натертый до зеркального блеска паркет отражал гигантские люстры, освещавшие зал. Придворные, разодетые в бархат, атлас и кружева так же нелепо и безвкусно, как и первый министр, стояли вдоль ковровой дорожки, дальний конец которой упирался в подножие трона.

На троне восседал король Лемирис Второй. Барон помнил лишь его отца, высокого худого старика в черном камзоле, на котором из украшений были лишь золотой обруч и цепь с изумрудом — королевские регалии. Нынешний король был совершенно не похож на своего отца. Он был высок, как отец, но при этом полноват и даже грузен. Лицо короля было широким и некрасивым — глаза навыкате, короткий толстый нос, выпяченные вперед губы и почти полностью отсутствующий подбородок. Красный цвет лица и багровый нос явно говорили о пристрастии Его Величества к вину. Платье его было расшито золотом и серебром и покрыто кружевами и украшениями так густо, что невозможно было определить, из какого материала оно сделано. Огромная корона, украшенная драгоценными камнями, с трудом держалась на его голове, и поэтому сидела чуть криво. В руках его был золоченый ручной арбалет. Унизанные перстнями пальцы теребили тетиву, натягивая ее и отпуская.

Церемониймейстер огласил приход барона и впустил их в зал.
— Ну наконец-то! – вскричал король, – Наконец герой прибыл, мы уже заждались вас. Стол для пира готов с утра, всё давно стынет, а вас всё нет и нет!
— Ваше величество, рад приветствовать Вас! — барон преклонил колено перед троном, — Это честь для меня…
— Да бросьте вы эти церемонии, они мне наскучили! — перебил его король, – Я голоден, как свора псов, пойдемте же скорее за стол, вы сядете подле меня и поведаете о своих подвигах. Там же обсудим, как будет развиваться наше наступление на империю. Я думаю назначить вас советником герцога Дизаниса в следующей кампании.
— Ваше величество, император прислал к Вам своих послов с предложением мира. Я лично сопровождал посланника и его свиту. Империя не хочет войны. Позвольте представить вам графа…
— Мир?! Какой мир? — вновь не дал договорить ему король, — Войско императора потерпело позорное поражение и теперь, прикрывая свою трусость, империя просит мира? Где эти посланники позора императора? Приведите их ко мне!

Стража подвела к трону графа Тантри и двух его сопровождающих.
— От лица своего имп…
— Молчать!— заорал король, — Кто давал тебе право открывать рот? Плевал я на твоего императора, он прислал мне вас как заложников, не более. И трусливо просит мира. Я покажу ему, что не нуждаюсь в его подачках!
— Ваше вел… — бледный от ярости, граф попытался вставить слово.
Король уложил арбалетный болт в ложе и спустил курок. С трех шагов он не промахнулся. С пробитым черепом граф рухнул на пол, как срубленное дерево.
— Остальных отдайте псам, — приказал король, — И пойдемте уже пировать, не пристало королю быть голодным, когда его псы наедаются вволю.

Ошеломленный произошедшим, барон на какое-то время потерял дар речи, но теперь, опомнившись, он попытался сказать:
— Ваше величество…
— Барон, не пытайтесь испортить мое настроение, ваш подарок и так уже ухудшил его. Назначаю вас ответственным за городские укрепления, завтра же приступите к своим обязанностям. И не стоит вам маячить в дорожном платье на пиру, меня угнетает серый цвет.
Возвращаясь в свои покои, Куукайн пытался прийти в себя от увиденного. Он совсем не так представлял себе королевский двор и самого короля. Он видел на троне безумца, но не мог и не хотел поверить собственным глазам. Нет, наверное, он просто чего-то не понимает. Власть короля, данная богом, неоспорима, действия короля неподсудны. Кто он такой, чтобы осуждать короля и оценивать его поступки? Но то, что он видел во дворце, не укладывалось в его голове. Нужно заняться службой. Все эти раздумья от праздности. На стены, немедленно, выполнять приказ короля! За работой не останется времени на эти бессмысленные размышления.

***
Вспомнив об укреплениях, барон взглянул на городские стены. Почти все катапульты были уже сняты. Защитные навесы разобраны, и на сторожевых башнях развевались штандарты империи. Он опять посмотрел на горожан, стоявших вдоль дороги. Вгляделся в их озлобленные лица. В лица тех, кого он спас от гибели. Но они этого не понимали, не хотели понимать. У простолюдинов не бывает сомнений в истинности королевской власти, они подчиняются королю, не рассуждая и не задумываясь. Сборщики налогов забирают у них последнее — и они безропотно отдают, ни на секунду не помышляя о возражении. Им приказывают воевать за интересы короля — интересы, о которых они не имеют понятия! — и они беспрекословно оставляют свои дома и отправляются в поход. Они никогда даже не видели короля, которому они платили и за которого воевали. Откуда же им было знать, что на троне сидит безумец?

***
Всю следующую неделю Куукайн занимался городскими укреплениями. Обучал солдат, которые, казалось, впервые взяли в руки оружие, устанавливал на стенах и башнях защитные механизмы. Занимаясь всеми этими делами, он старался забыть увиденное во дворце, но контраст между серым полупустым городом и сверкающим замком короля постоянно напоминал ему об этом. Король и его советники словно забыли о нем — все они на самом деле считали, что империя вскоре будет разгромлена и укреплять город нет смысла. Почти все ресурсы были отданы на снаряжение новой армии. Но они ошибались — вскоре пришло известие, что бастион Южных Ворот пал, а армия Императора находится в трех днях пути от столицы королевства. Тяжело раненный герцог Дизанис был доставлен во дворец, где его тут же арестовали за измену и бросили в темницу.

Армия императора не стала штурмовать городские стены. Зная о том, что защитой города руководит Куукайн Валорис, имперцы предпочли осадить столицу и тем самым вынудить короля сдаться. Теперь оставшиеся военачальники стали чаще присутствовать на стенах. Лагерь имперцев за стеной вводил их в уныние, и они лишь молча соглашались с предложениями барона по укреплению городских стен. Голубиной почтой был доставлен ультиматум Императора, согласно которому король должен был отречься от престола, после чего Инайна стала бы одной из провинций империи под управлением назначенного императором наместника. При выполнении этих условий император обещал сохранить жизнь горожанам и гарантировал, что город не подвергнется ни сожжению, ни разграблению. Служитель почтовой башни, принявший злосчастного голубя и доставивший королю письмо, был убит королем на месте.

Ночью, когда Куукайн был на стене, король в сопровождении шести гвардейцев поднялся к нему. Он был пьян.
— Почему мы не атакуем их лагерь? — сразу начал Лемирис, — Эти грязные имперцы уже три дня стоят под нашими стенами, а в их сторону не запустили еще ни одного снаряда!
— Ваше Величество, они находятся за пределами дальности наших орудий и пока не предпринимали попыток идти на штурм.
— Вы слышали приказ?! Зарядить катапульту, живо!
Приказ был исполнен.
— Готовсь! Пли! — скомандовал король.
Горящий снаряд пролетел едва ли половину расстояния до вражеского лагеря.
— Капитан! – Лемерис обратился к одному из гвардейцев, — Обслугу этой катапульты в темницу. Хотя нет. Зарядить катапульту командиром расчета.
Приказание немедленно выполнили. Король лично спустил замок орудия и связанный сержант улетел во тьму.
— Надеюсь, он свалиться кому-нибудь из этих свиней на голову, – пробормотал он, пытаясь разглядеть в темноте полет несчастного.

— Барон, чем вы занимались все это время? Почему люди не готовы к обороне? Я должен за вас защищать самого себя?!
Стоящие вокруг старались не дышать, чтобы не привлечь внимание короля к себе. Барон, с трудом сдерживаясь, молчал.
— Я жду ответа! — распалялся король, — Вы что, предлагаете мне лично возглавить оборону города? Мне все нужно делать самому? — подойдя к стоявшему между зубцов стены стражнику, он злым пинком сбросил его со стены.
— Проведешь разведку и вернешься! — прокричал он ему вслед, — Барон, поднимайте своих людей и готовьтесь к атаке.
— Но…
— Я лично провожу вас в рейд. Исполнять!

***
Среди горожан он заметил нескольких аристократов. После поражения их положение совсем не изменилось. Всеих титулы, все привилегии были сохранены. Теперь у них новый король. Пусть не король, а всего лишь наместник империи, но для них он все равно, что король. Даже род не сменился. Это был мудрый поступок императора — поставить наместником герцога Дизаниса, человека королевской крови, известного и уважаемого за честность, благородство и воинские заслуги. И теперь все придворные старались походить на своего нового правителя и в одежде, и в привычках. Уж они-то, образованные люди, приближенные ко двору, должны были понимать, что Лемерис вел страну к гибели. Они не могли не понимать, но король не слушал ничьих советов, и никто не имел на него влияния, поэтому, при всем своем понимании — что они могли сделать? Куукайн был уверен, что многие желали смерти королю — даже не из личной ненависти, а просто потому, что не было иного способа прекратить его безумства — но никто не решался сделать это. В Инайне за всю ее длинную историю еще никогда не было дворцовых переворотов. Королевская власть в стране почиталась столь сильно, что даже мысль о покушении на короля не могла никому прийти в голову.

***
Отдавая распоряжения по сборам, барон смотрел, как его люди молча седлают коней, приторачивают оружие к седлам, подгоняют доспехи. Они знали, что едут умирать. Но никто не посмел возразить ему. Преданность своему господину и королю — вот чем всегда славились подданные королевства Инайн. Куукайн позвал десятника «серых».
— Ты знаешь, что мы едем умирать?
— Да господин.
— Тебе не дорога жизнь, и ты готов просто так расстаться с ней?
— Ваш приказ, господин, для меня закон.
— А если бы я приказал тебе спрыгнуть со стены?
— Прыгнул бы.
— Но ведь это же безумие!
— Я простой солдат, не мне решать, правильный приказ или нет.
— А если бы ты решил, что я безумен и, чтобы избежать бессмысленных приказов, из-за которых ни за что гибнут люди, меня нужно убить?
— Я не могу так думать, я простой солдат и должен выполнять ваши приказы. Размышлять и решать — дело командиров.
— А если бы я задумал убить короля?
— Я не вправе осуждать ваши решения.

Куукайн промолчал. Он принимал решение, возможно, самое важное решение в своей жизни. От этого решения зависела судьба всего королевства, и барону, далекому от политики, было страшно сделать неправильный выбор. Он был просто солдатом, он никогда не принимал таких сложных решений, его не учили принимать такие решения. С одной стороны, преданность королю, незапятнанная честь и гибель и его, и его людей, и всего королевства. С другой стороны, жизнь и процветание королевства под властью императора ценой его, Куукайна, преступления и бесчестия. Неужели ни у кого из придворных, близких к королю, не возникало такого вопроса? Почему они слепо исполняют все, что он требует? Значит, это должен сделать я.
Он обратился к десятнику:
— Слушай новый приказ…

У ворот король ожидал, когда люди Куукайна построятся для вылазки за городскую стену.
— А вот и мой герой! — говорил он, — Сейчас он принесет мне победу, как там, у Южных Ворот. Имперские войска убегут только от одного его вида. Барон, ваши люди знают другие цвета? Вы мне напоминаете свору серых псов. Впрочем, сейчас это даже кстати — идите и загрызите этих ублюдков! Открыть ворота!
Городские ворота медленно отворились. Куукайн, хранивший до этого времени молчание, обернулся к десятнику своих «серых» и кивнул. Люди барона шагнули к королевским гвардейцам и молча проткнули их мечами. Другие тем временем обезвредили стражу у ворот. Сам Куукайн ударил короля гардой меча в висок и с помощью десятника взвалил его на свободную лошадь. Никто не успел поднять тревогу.
— За мной! — скомандовал барон, и его люди все так же молча поскакали за ним, увозя бесчувственное тело короля в сторону лагеря имперцев.

На следующий день город сдался. Теперь барон ехал через притихший город, сопровождая Императора во дворец. Горожане сидели по домам ожидая когда имперские солдаты начнут грабить и жечь, но император сдержал слово. Обезоружив городскую стражу имперцы взяли на себя их обязанности по обеспечению порядка в городе.
Император освободил герцога из темницы и назначил его своим наместником в Инайне. Спустя неделю после сдачи города в замке провели церемонию принятия присяги. Аристократы и вельможи в гораздо более скромных платьях и одеждах, чем в тех которые видел Куукайн в свой первый приезд, по очереди подходили к трону и присягали на верность Империи, Императору и его наместнику Инайны. Когда барон подошел к трону император остановил его.
- За заслуги перед империей борон Куукайн Валорис освобождается от присяги. Наделяем его ленным владением на западной границе. Возлагаем на него обязанности по охране тех земель. Приказываем ему немедленно отправляться к месту его службы.
По залу прошелся гомон шепотки среди присутствующих. Все смотрели на барона. Он поклонился, молча развернулся и вышел из зала.
В покоях его ожидал гонец от отца. В послании говорилось, что барон Дайнен Валорис лишает своего старшего сына титула и наследства. Он отказывается от него как от сына и запрещает возвращаться на родину.

***
Нет, в первую очередь они ненавидят его как предателя. Неважно, из каких побуждений он это сделал и для чего. Он предал короля, он предал королевство. И словно в подтверждение своих мыслей он услышал из толпы:
— Уходит. Предал и уходит.
— Даже император освободил его от присяги, знает, что все равно предаст.
— Кукушка. Ку-ку.
— Ку-ку.
Кукуканье стало раздаваться со всех сторон, и вскоре вся площадь куковала и улюлюкала вслед проезжающему отряду. Десятник хотел обнажить меч, но барон остановил его.
— Живее, вперед! — скомандовал он. И отряд, прибавив ходу, рысью помчался к городским воротам.
У ворот его ждал герцог Дизанис. Еще не совсем оправившийся от ранения, он стоял, опираясь на трость. Куукайн спешился и подошел к нему.

— Герцог, — барон преклонил колено перед новым наместником империи.
— Барон, я выражаю свою благодарность за спасение моей жизни и за мое нынешнее положение, но будет лучше, если вы поскорее покинете пределы Инайны.
— Вы тоже меня осуждаете? Считаете меня предателем? Кукушкой?
— И да, и нет, – покачал головой герцог, – Мне понятны Ваши мотивы, я знаю, что Вы выбрали наилучший вариант, наименьшее из зол, так сказать. Но Вы предали и убили короля. Вам никогда не искупить своей вины перед королевством. Это та цена, которую Вам придется заплатить за тот выбор, который Вы сделали.
— Я сделал это для блага королевства.
— Благо! Вы правы, звучит хорошо, но тихо. Предательство! Это слово гораздо громче остальных. Оно заглушает слова «герой» и «победитель», оно звучит громче слов «добро» и «благо». Все слышат только слово «предательство». Да, теперь Вы для всех — кукушка. В наших краях кукушка — символ предательства. Считается, что она предает своих птенцов еще до рождения, подкидывая свои яйца в чужие гнезда.
— Она делает это ради их выживания.
— Вы правы, но кто об этом задумывается?

— Скажите откровенно, герцог, Вы сами задумывались над тем, что вся страна на грани гибели из-за одного безумного короля?
Герцог, поморщившись, ответил:
— Да, и именно из-за этих мыслей я и бежал из столицы, именно поэтому я старался проводить как можно больше времени на границах королевства. Там я делал то, что мог сделать для своей страны. Власть короля, данная богом, неприкосновенна. Таковы наши традиции, а таким людям, как я, нелегко их преступить. В конце концов, бог наделил властью меня, пусть и вашими руками.
- Хорошо, будь по-вашему, отныне на моем гербе будет красоваться кукушка. И надеюсь, что очень скоро никто не станет называть ее предателем.
Герцог улыбнулся:
— Вы еще молоды и наивны. Прощайте и удачи вам на границе.

[Helga Nystrom]

Меня ещё не отпустил упоротый критический настрой, так что напишу ещё один отзыв, а вернее даже два.

 

Спойлер

Называть рассказ «Предатель» при одноимённой теме – заведомо проигрышный вариант. Серьёзные грелочники увидят название, подумают «постебушка» и просто читать не станут, потому что даже на нормальные рассказы времени нет. Несерьёзные же откроют и, не увидев юмора уровня Каганова, высоко не оценят. Тем не менее, рассказ хороший. Сеттинг космических комсомольцев улыбнул.

Когда кота называют предателем во втором абзаце, это смотрится странно, а в четвёртом появляется объяснение («Он изменил мне!»), это уже выглядит логичнее.

Интригу надо бы тоньше построить, о том, что во всём виновна какая-то зверюга, догадываешься уже во втором абзаце («там, куда простому человеку не пробраться», «брали на корабль», «сидит в каком-нибудь таком укромном «где угодно»), поэтому дальше читать становится уже не так интересно.

В диалогах, на мой взгляд, местами не хватает атрибуции (кто что сделал, куда посмотрел, какое выражение лица было), она бы сделала реплики более вкусными.

Героев очень много, хотя это и оправдано перекличкой, в таком случае стоило бы придать им больше индивидуальности. Внешность прописана только у Климовой, да и то частично, одежда у всех практически одинаковая. «Синем рабочем комбинезоне и синем берете», «синих форменных брюках, радужной футболке и кокетливо сдвинутом набок берете», «в ослепительно-белой рубахе и таком же белоснежном берете». Понятно, что идентичная форма, но слишком много синего и беретов. Можно было добавить деталей — значок ГТО какой-нибудь, галстук.

Непонятливый старпом в конце вызывает недоумение. Читатель вроде бы должен отождествлять себя с ним и, сложив все факты, получить в конце разгадку, но этот приём не работает. Старпом понял, что кот таки нашёл валерьянку или что он прячется в рубке?

В целом же рассказ лёгкий и забавный, его, повторюсь, погубила проваленная интрига и название в контексте темы конкурса.

 

У второго рассказа тоже проблемы с названием. Кукушка в нашем мире не ассоциируется напрямую с предательством, в мире рассказа – да, но объяснение того, что барон должен знать и сам («в наших краях кукушка — символ предательства») в последних абзацах выглядит странно. К тому же имя барона («Куукайн») перекликается с кукушкой, мне кажется, так делать не стоило.

Мартин, конечно, подкузьмил с темой: основной сюжетный поворот – предательство – крайне сложно сделать внезапным, не удалось это и в данном случае.

«Куукайн смотрел на них и не понимал, за что его так ненавидят» – понятно, за предательство, а дальше будет длинное описание предыстории, это значительно снижает читательский интерес.

Первое предложение получилось скучноватым. «Барон Куукайн Валорис со своими людьми проезжал через рыночную площадь, направляясь из дворца к городским воротам». Ну, барон. Ну, проезжал куда-то. А второе уже интереснее, с загадкой: «появился на площади, и стало тихо». Почему? Можно слить два предложения в одно: «Как только отряд барона Куукайна Валориса появился на рыночной площади, вокруг сразу стало тихо». При этом теряется «направляясь к городским воротам», но это можно вставить позже.

Возможно, не стоило применять рваную структуру со флэшбеками и всё-таки расставить отрывки в последовательном хронологическом порядке, в таком случае предательство будет более неожиданным. К тому же уменьшится объём рассказа, можно будет убрать лишние сравнения «до» и «после».

Во втором фрагменте применяется пересказ событий, а не их прямое изображение, нарушается принцип «показывай, не рассказывай». Например, можно было расписать, как королевская армия проигрывает бой у Южных Ворот, потом внезапно появляется барон, выигрывает сражение и уже потом объясняет Дизанису, почему появился так поздно. Конечно, написать полноценную батальную сцену сложно, но оно бы того стоило. А дальше уже можно пересказать, как строили укрепления.

Описание дворца, короля и первого министра хорошие, хотя и несколько стандартные. Пару слов также можно было сказать о внешности и одежде посла, самого барона и герцога. Арбалет в руках у короля – это такая отсылка к Джоффри Баратеону? Возможно, придавать королю исключительно отрицательные черты не стоило, для контраста можно было отметить и положительные. Например, тот же Джоффри: сначала он выглядит вполне милым и только потом раскрывает свой характер.

Мне кажется, последние три предложения («герцог улыбнулся» и далее) лишние.

 

Ещё вопросы по сюжету.

Я не вполне разбираюсь в феодальных тонкостях, но мне кажется, что провинцией всё-таки будет управлять граф, а не барон, последнему хватит и города с окрестными деревнями. Герцогу же могут подчиняться сразу несколько провинций.

Непонятно, почему после постройки бастиона Южные Ворота всё-таки пали.

«подойдя к стоявшему между зубцов стены стражнику, он злым пинком сбросил его со стены»

А бывают добрые пинки? Можно объяснить, как это удалось королю: «пинком в спину».

Абсолютно преданных «серых» у барона был всего десяток. Как они смогли убить всех гвардейцев, да ещё и стражу ворот? Неужели рейд собирались проводить настолько малыми силами, и среди солдат больше не нашлось лояльных королю?

Награда в виде освобождения от присяги – это как? Император наделил провинцию барона суверенитетом? «Ленное владение» располагается ещё ближе к границе, чем родная провинция барона?

Удар в висок и «бесчувственное тело» вовсе не означают, что барон убил короля. Да и зачем имперцам понадобился бы труп?

Гипертрофированная лояльность королю смотрится странно. Можно было объявить его незаконнорожденным, провести военный переворот и обвинить в убийстве короля агентов империи, банально отравить и управлять королевством через наследника, то есть придать своим действиям видимость легитимности. В Средневековье знали способы.

 

Резануло глаз: «по залу прошелся гомон шепотки среди присутствующих».

«Гомон» и «шепотки» – понятия несовместимые, одно из них явно лишнее. «Среди присутствующих» можно убрать. А среди кого ещё? Или «присутствующие в зале загомонили / зашептались».

 

Смысловое «ядро» рассказа интересное и серьёзное – сложный моральный выбор и его последствия – но до конца не раскручено. Какой ход можно было дополнительно ввести: народ и придворные – не смирные овечки и просят барона предать короля, либо косвенно намекают на это, а после победы империи отрекаются от барона, предают его, выставив козлом отпущения, и вспоминают короля как святого мученика, одновременно восхваляя империю.

 

И ещё один момент: «Грелка» – всё-таки конкурс фантастического рассказа, а в обоих рассказах мало-мальски значимых фантдопущений (пусть даже не сюжетообразующих) не видно. Это не критично, но всё-таки.

[Донпэдро]

Меня ещё не отпустил упоротый критический настрой, так что напишу ещё один отзыв, а вернее даже два

Спасибо за рецензию, не ожидал. Коротко отпишусь в ответ.

"Предатель" был написан за пол часа на коленке в подарок за редактуру и вычитку "Кукушки" ибо с ней были мучения. Трое суток весьма жесткий формат учитывая свободную тему, так что многое запланированное в Кукушку не вошло. Кстати гиперлояльность одно из фантдопущений ))

[Донпэдро]

Рассказ был написан для сборника. К сожалению пока судьба сборника не известна выйдет в печать или нет, но дабы не пропал выложу здесь.

Экшена здесь нет как и драмы. Посылов к чему либо тоже. Просто пришла идея и я ее обвесил рассказом.

 

Выбор

- Да, Катюш, я уже выхожу, на вокзале созвонимся.
Сэм убрал телефон и вышел из здания института на улицу. Сумерки были теплыми - апрель совсем недавно вступил в свои права и теперь яростно топил лёд на тратуарах, отогревал голые ветки деревьев и высушивал пока еще пустующие лавочки возле подъездов. До электрички было достаточно времени, и Сэм шел, не спеша, с удовольствием вдыхая прохладный воздух и подставляя лицо, горячее после проведенного в напряженной работе дня, свежему весеннему ветру.

Но внезапно всё изменилось. То есть вокруг всё осталось прежним - изменилось что-то внутри Сэма. На него неожиданно, без всякой причины, накатила жуткая тоска, сердце заныло и сжалось, словно в предчувствии чего-то страшного. Он вдруг почувствовал себя ужасно одиноким, несчастным, потерянным. От хорошего настроения не осталось и следа, всё стало плохо, безнадёжно плохо. Сэм остановился, глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться." Кажется, это называется панической атакой?" - подумал он. Но почему? Он здоров (здоров же? вроде да, у него же нигде ничего не болит), у него всё в порядке, он идет с работы после трудного, но удачного дня... Сделав несколько шагов, Сэм посмотрел на свое отражение в витрине магазина и сам себя испугался - он был похож на смертника, которому осталось сделать несколько последних шагов до эшафота. Нет, он никогда не был спортивным загорелым красавцем с журнальной обложки, но его открытое лицо, всегда смеющиеся глаза и легкий характер всегда нравились девушкам. Интересный собеседник, умеющий поддержать разговор практически на любую тему, весельчак с хорошим, добрым чувством юмора, он легко становился душой любой компании и никогда не испытывал недостатка в приятелях и друзьях. Его ценили на работе - хороший специалист, что называется, и с головой, и с руками, он искренне любил свое дело, за что был уважаем и коллегами, и начальством. Всё, ну просто всё в его жизни было складно и правильно! Почему же сейчас на него из витрины смотрел некто ссутулившийся, с потухшими ввалившимися глазами?!

Сэм поморгал, подвигал плечами, снова посмотрел в витрину - наваждение исчезло. "Да не, нормально всё," - сам себе сказал он и тут же понял, что сам себе не верит. Тревога никуда не ушла, она по-прежнему сжимала его сердце тоскливо-болезненной тяжестью. Дорога до метро заняла почти двадцать минут - вдвое больше обычного. Переставляя неслушающиеся, словно чугуном налитые ноги, Сэм пытался найти хоть какое-то объяснение своему состоянию и в конце концов даже стал подозревать, не попал ли он под какое-нибудь излучение - в многочисленных окрестных НИИ гнездились не менее многочисленные шарашкины конторы, которые могли заниматься бог знает чем - но в конце концов он отверг эту версию как совершенно фантастическую.

Из размышленческих дебрей Сэма вернул в мир чей-то крик. Он огляделся и понял, что стоит уже возле метро, но шум и толкотня возле подземки не похожи на обычную суету вечернего часа пик. А потом он увидел дым - густой черно-серый дым валил из подземного перехода, а из дыма выбегали люди с черными от копоти лицами. В глазах у Сэма двоилось, словно он смотрел 3D-фильм без специальных очков, взгляд хаотично выхватывал из общей картины отдельные фрагменты - разорванная куртка на пожилом мужчине, которого из перехода выводили под руки два молодых парня; бежевая женская сумочка "под крокодила", заляпанная ярко-красной кровью; рыдающая и отчаянно кашляющая женщина, держащаяся за парапет; другая женщина, с совершенно безумным взглядом, изо всех прижимающая к груди ребенка лет трёх; широкие желтые полосы на куртке пожарного, бегущего навстречу толпе, вниз, в дым; снова кровь, залитое кровью лицо мужчины средних лет в модном пальто, он шел сам, но шел так, словно ничего перед собой не видел, словно вообще не понимал, где он находится и что с ним происходит...

"Наверно, я вот так же сейчас шел, как пьяный..." - подумал было Сэм, и страшная мысль внезапно ошпарила его позвоночник ознобными иглами - если бы он шел, как всегда, если бы дошел до метро вдвое быстрее, то сейчас он был бы там, среди этих людей, среди панического страха, крови и удушливой копоти. В глазах потемнело, и он осел прямо на грязный снежный бруствер, хватая ртом воздух и безуспешно пытаясь негнущимися пальцами расстегнуть верхнюю кнопку на куртке. На перекрестке взвыла сирена - две "скорые" спешили к месту происшествия.

- Вам плохо?
-А? - Сэм повернул голову на голос, перед глазами всё плыло и рассыпалось радужными искрами, и он никак не мог разглядть лица женщины, которая осторожно трогала его за плечо.
- Вам плохо, - она уже не спрашивала, - Вставайте, я помогу вам.
Сэм увидел перед собой протянутую руку, взялся за нее своей слабой рукой, попытался встать. Получилось только с третьего раза.
- Дышите, - судя по голосу, она улыбалась, и улыбка ее была доброй и сочувственной.
- Вам нужен свежий воздух, пойдемте в парк, тут рядом, я отведу вас, – сказала незнакомка.

Сэм, пошатываясь и продолжая опираться на сильную руку своей неизвестной спасительницы, поплелся за ней, всё еще плохо соображая, куда и зачем он идет. Она довела его до парка и усадила на ближайшую к входу сыроватую скамейку. Он дышал и старался взять себя в руки.
- Выпейте, - женщина протянула ему пару таблеток и открытую бутылку с водой.
Он машинально проглотил таблетки, запил и только потом, запоздало спохватившись, спросил:
- Что это?
- Простое успокоительное, - в голосе снова послышалась улыбка, - Нам с вами предстоит непростой разговор, поэтому вам нужно успокоиться.
Сэм удивленно повернул голову и только теперь увидел ее - молодую, с мягкими чертами лица и озорной короткой стрижкой. Синее пальто, голубой шарфик - она была одета неброско и со вкусом, а улыбка ее была такой приятной, что Сэма как-то сразу отпустило, сердце забилось легко и свободно, он глубоко вздохнул и неожиданно для себя глуповато улыбнулся в ответ.

- Вам стало нехорошо еще до того, как вы подошли к метро, верно? - спросила она, продолжая улыбаться, только глаза ее стали серьезными.
- Вообще да, но как вы догадались? - изумленно уставился на собеседницу Сэм. Он уже понял, что происходит что-то странное, что "это жжжж неспроста", но пока не понимал, в чем именно дело.
– Дело в том, что я знаю кто вы. Вы - Юрий Семецкий, для друзей Сэм, вам сорок три года, вы руководите отделом инновационного развития средств связи, проще говоря, изобретаете новые способы коммуникации. И у меня к вам серьезное предложение.
- Вы знаете, кто я? Так я вроде и не скрываюсь ни от кого. Вы из какой-нибудь конкурирующей организации, занимаетесь промышленным шпионажем? Я с радостью продам вам все известные мне секреты, но учтите, запрошу очень дорого, - Сэм попытался пошутить, но шутка получилась корявой, потому что еще не закончив фразу, он уже понял, что речь пойдет о чем-то совсем ином. Чтобы унять вновь охватившее его волнение, он спросил: - Если уж вы знаете мое имя, может быть, назовете свое?

- Меня зовут Марина. Я знаю, почему вам стало плохо, и могу объяснить вам это. А еще я предлагаю вам кардинально изменить вашу жизнь, – теперь она смотрела ему прямо в глаза и смотрела совершенно серьезно.
"Понятно, шутки в сторону".
- Вы из какой-то секты? Хотите меня... как это называется... завербовать?
"Ну да, все эти свидетели Иеговы и иже с ними, они всегда так - такие все милые, приятные, а в головах такой трэш..."
- Я не сектантка, я устремленная, - последнее слово она произнесла с каким-то подъемом, с воодушевлением, - И вы тоже устремленный, хотя пока и не осознаете этого. Именно по этой причине вы и перенесли последние полчаса так плохо.
- Устремленный? Это как? Экстрасенс, что ли?

- Вы слышали что-нибудь о теории множественности миров? – вопросом на вопрос ответила Марина.
- Ну, в общих чертах. Но мне кажется, что она сама себе противоречит. То есть сама по себе мысль …
- Не стоит вдаваться в подробности. Просто представьте, что при совершении вами какого-либо серьезного выбора, вы разделяетесь вместе с миром. Рождается еще один мир, тот, в котором вы выбрали другой вариант.
- Хм, ну допустим.
- Существуют люди, которые целеустремленны, уверены в себе и практически всегда выбор их настолько однозначен, что это даже не выбор, а изначально предопределенный единственный вариант. Единственный - потому что другие попросту невозможны. Соответственно, эти люди практически не разделяются. И даже если иногда они совершают некий выбор из нескольких вариантов, то в скором времени все остальные их действия снова становятся одинаковыми в обоих мирах, как если бы они этого выбора вообще не совершали. Только в силу определенных физических законов миры не могут объединиться обратно, поэтому получается множество идентичных миров с одинаковым развитием.

- Интересная версия. И в чем особенность этих ваших целеустремленных?
- Устремленных, - поправила она, - От рождения каждый человек целостен, "заряжен" определенными способностями и талантами, и его потенциал, скорость, с которой он начинает развиваться и осваивать мир, весьма высоки. Но с момента рождения, вернее, с момента совершения первого осознанного выбора, сущность начинает дробиться. И чем дальше, чем больше становится копий сущности, тем сильнее распыляются способности. Вы замечали, что детям, например, гораздо легче учиться, чем взрослым? Да и скорость развития ребенка явно выше, чем взрослого. Это потому, что сущность ребенка не так раздробленна, как сущность взрослого. А, например, неуверенные в себе личности, которые всегда мучаются с выбором, мало чего достигают в жизни - слишком часто они делают выбор, слишком быстро растрачивают свой потенциал.

- Ну, определенная логика в этом есть. И что же, получается, все дети рождаются гениями?
- Нет, конечно, - на лице Марины вновь появилась улыбка, – Гении это уникумы, которые почти всегда уверенно идут к своей цели. Их уверенность в правильности своего пути настолько сильна, что они редко оказываются в ситуации выбора. В большинстве своем люди рождаются в той или иной степени талантливыми, только в процессе жизни их талант распыляется.
- Вы все-таки из конкурирующей фирмы, и вам нужно завербовать меня, такого талантливого? – Сэм улыбнулся, но, вспомнив кое-что, что было ему до сих пор непонятно, спросил: - Но как вы узнали, что мне было плохо еще до несчастья в метро?

- Не торопитесь. Давайте вернемся к теории множественности. Как я уже говорила, у устремленных, то есть у таких людей, как мы с вами, сущность даже если и делится иногда, то дальше жизнь идет точно так же, как и раньше, миры вскоре становятся похожи друг на друга и следуют параллельными курсами, лишь с небольшой разницей по времени относительно друг друга. Складывается своеобразный генеральный вектор. То, что произойдет в одном из миров, к примеру, в семь часов, произойдет и в другом мире в семь часов, но отклик этого события человек из первого мира почувствует чуть раньше, если первый мир чуть отстает от второго. Ваши миры настолько близки друг к другу, что вы чувствуете их. В сущности, интуиция - это и есть умение заглядывать вперед по вектору своей жизни, дежа вю из этой же серии. И еще, вы никогда не задумывались о том, что происходит после смерти?
- Так вы еще и на этот вопрос знаете ответ? – искренне восхитился Сэм. Разговор занимал его все больше и больше.
- Не совсем, лишь частично. После смерти сущность разделяется между оставшимися копиями и сливается с ними. Чем меньше копий, тем ощутимее вливание, соответственно шок и переживания от смерти намного сильнее, если копий осталось совсем мало. Судя по вашей реакции, у вас осталось чуть меньше десятка сущностей.

- Вы хотите сказать, что в одной из параллельных вселенных я умер? - спросил Сэм и почувствовал, как ноги снова ослабели.
"Боже, неужели я во всё это верю?!"
- Да, совершенно верно. Вам наверняка жутко не хотелось идти к метро, верно?
- Да. Казалось, будто иду на собственную казнь.
- Чем меньше остается копий и чем ближе они к генеральному вектору, тем сильнее связь между ними. Сильнее интуиция, явственней предчувствия. Те, у кого осталось пара-тройка копий, практически видят будущее.

- Как же я так попал в том, другом мире? Неужели не почувствовал угрозы?
- Предвиденье и интуиция - это прерогатива личности, стоящей по времени позже, чем остальные. Как только ваш мир станет первым по времени, вы перестанете предугадывать события. И учтите, чем меньше у вас осталось сущностей, тем ближе угроза окончательной смерти. А что там дальше - я не знаю. Но мне не хотелось бы выяснять это на собственном опыте. Это, кстати, одна из причин, почему гениальные люди, как правило, так рано покидают этот мир. Они живут вслепую и практически лишены защиты от всяких случайностей. В особенности на пике своих возможностей. Это, как правило, означает, что их личность полностью слилась воедино. Мироздание отнимает у них способность разделяться, взамен давая возможность влиять на мир своими делами.

- Что же делать? – Сэму только-только стало хорошо при мысли, что он практически бессмертен, пока есть копии личности, а тут вдруг выясняется, что жизней осталось совсем немного, как в какой-то компьютерной игре.
- В этом и состоит суть моего предложения. Мы, устремленные, собираемся вместе. У нас своего рода организация, объединение, если так можно выразиться, талантливых людей. Каждый занимается тем, что наиболее подходит ему по талантам.
- И в чем же ваш талант?
- Я эмпат. Вы обратили внимание, как легко вам со мной? Заметили, что вам хочется мне доверять? Что я, в конце концов, вам просто нравлюсь? - она снова улыбнулась, и снова ее улыбка была такой светлой, такой радостной, что Сэму сразу захотелось согласиться на все ее предложения и ни о чем больше не спрашивать, - Я чувствую ваше настроение, ваши эмоции, и они на время нашего общения становятся и моими тоже, мы с вами общаемся, как говорится, на одной волне. Чувствуя вас, я могу в некоторой степени прогнозировать ваше поведение. К примеру, сейчас вы спросите, в чем подвох?

- Да, именно это я и хотел спросить, – уже почти не удивляясь, признался Сэм.
- Мы живем вместе и выбор стараемся делать сообща, один на всех. У многих из нас осталось по паре-тройке копий. Это дает очень сильную интуицию и неплохие способности, но мы не можем позволить себе делиться. У нас нет права на ошибки. Вступая в нашу семью, человек должен отказаться от всего личного, от всего, что может влиять на него и на его выбор. Все делаем вместе. Идем одним генеральным путем. Одно процветающее будущее на всех, одна счастливая судьба на всех. Все мы вместе как бы искусственный гений, мы почти не разделяемся, но зато можем влиять на мир.
- А почему не делиться иногда? - задал Сэм вопрос, который давно вертелся у него в голове, - Это было бы страховкой от преждевременной смерти...


- Во-первых, у устремленных, как правило, на все один ответ, и им не нужно делать выбор, потому что нет вариантов. А нет выбора - нет разделения. А во-вторых, даже если однажды вы сделаете выбор и ваши миры разделятся, нет гарантии, что ваша копия будет последней по времени. Оказавшись впереди, вы лишитесь интуиции и станете слепы и беззащитны перед судьбой. И бесполезны для организации. Только вместе мы можем обмануть судьбу. И именно вместе мы в меру своих возможностей ведем человечество за собой. Мы знаем, как будет лучше для него, и направляем его к этому лучшему. Мы можем влиять на экономику, направляя в правильную сторону, например, цены на ресурсы. Мы можем влиять на политиков, принимающих решения, принципиально важные для их стран и для мира в целом. Мы можем влиять на искусство, делая модными одни его направления и уводя в тень другие. Вы, кстати, знаете, насколько сильно искусство влияет на умы и души людей? Мы можем влиять на развитие науки, давая ход одним открытиям и придерживая в тени другие, время которых пока не пришло, и как раз в этом плане вы нам интересны.

- То есть вы - что-то вроде масонов?
- Ну вот, вы сами всё понимаете, - засмеялась Марина, - приятно иметь дело с умным человеком.
- И что же этот умный человек приобретет, если примкнет к вашей организации?
- Вы получите практически неограниченные возможности для работы, доступ к таким разработкам и ресурсам, о которых сейчас не можете даже мечтать. Вы совершите научные открытия и увидите, как то, что вы создали, приносит пользу этому миру. Вы станете известным, вы получите большую власть над людьми - власть, которой можно обладать, только будучи членом могущественной организации, власть, позволяющая влиять на мир и делать его лучше. Согласитесь, многие отдали бы всё за такую возможность. В конце концов, вы можете продвинуться так далеко, что даже станете одним из руководителей нашей организации, тогда вашим возможностям вообще не будет предела. Да, вы лишитесь права на свободу выбора, но взамен получите гораздо больше, поверьте мне.

- Я могу подумать? – спросил Сэм. Ему опять стало нехорошо. Дышать стало трудно, в груди закололо.
Марина взглянула на часы.
- У нас очень мало времени, минуты две-три, не больше. Вы должны сделать свой последний выбор.
Сэм не обратил внимания на ее последнюю фразу. Он думал, взвешивал, соображал. Там, в этой неизвестной организации, его ждало любимое дело - конечно, оно было у него и сейчас, но там, если верить словам Марины, он будет заниматься этим делом на совершенно другом уровне. На том уровне, которого здесь он не достигнет, возможно, никогда. Плюс возможность своей работой изменять этот мир... ах, как часто он сожалел о том, что не может повлиять на то, что происходит вокруг, как хотелось ему иметь возможность влиять на происходящее и делать "как лучше". Ведь он же знал, как лучше! Знал? Сэм вдруг понял, что слова "я знаю, как будет лучше", сказанные во время кухонных бесед с друзьями "за жизнь" - это совсем не то же самое, что эти же слова, реально претворенные в жизнь. Готов ли он действительно решать, как будет лучше для всех, и нести ответственность за эти решения? Впрочем, пока ему никто и не предлагает решать - решать и отвечать будут другие.

"О чем я думаю?" - спохватился вдруг Сэм. Примеряя на себя плащ властелина мира, он совсем забыл о том, какую цену придется заплатить за это. Навсегда потерять всё, что есть у него сейчас, всё, что он любил и чем дорожил в этой жизни. Потерять Катю, с которой прожито столько лет - порой нелегких, но все-таки счастливых лет. Как будет он без нее? И как она будет без него? Потерять друзей, с которыми тоже немало пережито, некоторые из них ему вообще как семья. Сможет ли он без них? Наверное, сможет - судя по словам Марины, времени скучать у него не будет. А они... да что они - они тоже наверняка без него проживут. В конце концов, он же будет стараться для всего мира, а значит, и для них тоже. Благодаря его, Сэма, работе будет становиться лучше жизнь в том числе и его друзей, и его семьи... пусть даже его с ними уже не будет. Главное - правильно определить, как будет лучше. Впрочем, сейчас ему и не предлагают решать - пока решать будут другие. Они знают...
"А знают ли? - эта мысль прозвучала в голове, словно выстрел, - Если они такие молодцы и так усердно меняют мир к лучшему, то почему же эти изменения так незаметны? Посмотреть на этот мир - разве так уж он хорош? Политика, экономика, искусство - красивые слова из рекламной речи Марины совсем задурили мне голову! А что, если под всей этой рекламой скрывается старая, как мир, схема - прикрываясь цветистыми лозунгами, делать лучше лишь свою собственную жизнь?"

Голова у Сэма пошла кругом. Как не ошибиться, как сделать тот выбор, о котором он не пожалеет потом? Как понять, что стоящие за Мариной люди - те, за кого себя выдают? В висках стучало, кончики пальцев начало покалывать. И вдруг Сэм понял, что надо сделать - надо вывести за скобки всю эту фантастическую ситуацию с множественностью миров и вопрос сведется к простейшему - ему просто предлагают работу в другой фирме, и он должен оценить перспективы перехода и порядочность своего потенциального работодателя. Посмотреть вокруг и понять, что хорошего он видит. Марина сказала, что организация довольно давно существует и оказывает значительное влияние на мир - видит ли он, Сэм, плоды этого влияния? Да ни черта он не видит! Мир полон грязи, лжи, насилия, в нем правят деньги, и те, у кого есть деньги, стоят у власти, и вряд ли их заботит чье-то счастье и чей-то комфорт, кроме своего собственного. Власть... не та ли это власть, о которой говорила Марина? Не это ли те самые люди, которы решают, как будет лучше (для кого? для всего человечества или для них лично?), и заставляют мир двигаться в нужном им направлении?

- У нас совсем не осталось времени, вы сделали свой выбор? - спросила Марина.
Сэм посмотрел на нее - она больше не улыбалась. Она явно чувствовала его настроение и понимала, каким будет его ответ. Ее взгляд был жестким, требовательным, и Сэм понял, что его подозрения как минимум не были беспочвенными.
- Нет, я не с вами, – выдохнул он.
- Тогда вам придется умереть, ваши способности слишком велики и теперь, когда вы о них знаете, вы можете помешать нам. Мне жаль, но вы сделали неправильный выбор. Прощайте.

Сэм смотрел на нее и не понимал. Она встала и пошла прочь, фигура ее быстро растворилась в сгустившихся синеватых сумерках. А он уже не мог пошевелиться, он не чувствовал ни рук, ни ног, и горло сдавило так, что невозможно было даже позвать на помощь.

***

- Мужчина, с вами все в порядке?
Семецкий открыл глаза и увидел немолодую женщину в белом халате поверх пальто, ее рука с короткими пухлыми пальцами поднесла к его носу ватный тампон. Резкий запах нашатыря заставил отшатнуться, Семейкий замотал головой и вернулся в реальность. Он сидел на наваленной дворниками куче снега в нескольких метрах от подземного перехода, из которого клубами валил черно-серый дым.
- Вроде не ранен, - сказал кто-то сбоку от женщины в белом халате.
- Я не ранен, - подтвердил Семецкий, - со мной всё нормально.
- Вы сами из метро вышли? – спросила женщина.
- Я там не был. Не успел, – сказал он, собравшись с мыслями.
- Ох, какие же мужики впечатлительные пошли! – воскликнула женщина и исчезла из его поля зрения.

"Надо же, как меня прихватило, - удивленно подумал Семецкий, - Неужели я и правда такой впечатлительный? Прямо как тургеневская барышня какая-то..."
Все еще плохо соображая, он пробрался через толпу зевак и пошел в сторону от бесполезного теперь метро. Навстречу ему шли люди, и одно лицо в этом потоке вдруг показалось ему знакомым. Синее пальто, голубой шарфик, озорная короткая стрижка. В памяти всплыло имя.
- Марина? Простите, мне кажется, я вас знаю...
Девушка посмотрела на него, улыбнулась и, не останавливаясь, ответила:
- Нет, вы ошиблись, мы с вами не знакомы.

Семецкий дошел до автобусной остановки. Увидел огромную толпу людей, медленно подумал о том, сколько времени может уйти на ожидание и доедет ли он в своем теперешнем состоянии до вокзала. Мысли вязли, словно мухи в сиропе, голова была тяжелой и мутной. Наверно, лучше поймать машину...
Ему вдруг стало холодно, внутри всё сжалось, сердце сдавило, стало трудно дышать. Он испугался, что умирает, но через несколько секунд боль отступила так же внезапно, как и появилась, вернулось тепло и даже в голове как будто бы прояснилось.
"Все-таки показаться врачу, что ли," - подумал Семецкий, шагнул к дороге и поднял руку. Надо было поймать машину. И еще прямо сейчас позвонить Кате - сказать, что он жив.

[Clancy]

идея понятна. Но длинно. Резать, резать, не так подробно. Не надо читать голосом персонажа читателю _лекцию_

[Донпэдро]

идея понятна. Но длинно. Резать, резать, не так подробно. Не надо читать голосом персонажа читателю _лекцию_

В этом то и была главная проблема (( несколько беттаридеров уперлось, что им непонятно, что да как, а некоторые словили все на лету. Самым сложным было найти баланс разжувать или пусть сами догадаются. но учитывая, что рассказ готовился для широких масс пришлось разложить по полочкам.

[diniaprapor]

В этом то и была главная проблема (( несколько беттаридеров уперлось, что им непонятно, что да как, а некоторые словили все на лету. Самым сложным было найти баланс разжувать или пусть сами догадаются. но учитывая, что рассказ готовился для широких масс пришлось разложить по полочкам.

Надо было для разминки дать им почитать это.

[Wisdoom]

Никогда не ориентируйся на фекальные широкие массы. 

 

Я всё понял, но у меня подобная идея была в короткой такой зарисовке. Не помню где тут на форуме, но она тут есть. А так встречались уже и Иллюминати, и Менса IRL, как прототип.

 

Сказать коротко и понятно и есть умение.

 

Вот тебе челендж. Сделай этот рассказ... в три раза короче. (Я сначала подумал, что в два... Но ты же не бездарь, ты можешь. По этому в три, из уважения к скиллу)

 

Идея должна остаться та же. (Поверь, если рассказ будет в три раза короче - он будет в три раза понятнее)

[КотМэн]

имхо.

 

начало рассказа вплоть до взрыва в метро - убрать (просто и безболезненно).

 

диалог с мариной по большей части создаёт впечатление искусственной ситуации (в смысле ненатуральности звучания), притянутой для прочтения "лекции"(с). возможные выходы: включение в разговор ещё одного собеседника (например, посторонний прохожий, как раздражающий фактор); выделение "лекционной" части в отдельный кусок текста (например, пересказ содержания от имени гг, или как выдержка из некого "Кодекса Устремлённых").

 

рассказ получился на троечку, как уже сказали.

[diniaprapor]

Никогда не ориентируйся на фекальные широкие массы. 

 

Правильнее не страдать излишним элитизмом а зараннее определиться с целевой аудиторией для планируемого рассказа.  

[Wisdoom]

Правильнее писать как можешь. Нравится большинству? Отлично. Не нравится? Не мучай жопу. Пиши для того кому нравится.

 

А то попытки угодить как можно большему количеству народа неизменно приводят к провалу. Ну или к жвачке. Жвачка всем нравится. Орбит белоснежный!

 

Басня в тему

СУД КАРТИНЕ

Один то так, другой то инако толкует,
И всякий по своей все мысли критикует.

Льву вздумалось себе Венеру написать,
А дело рассудил Мартышке приказать.
Призвав ее к себе, и тако ей вещает:
«Мартышка, знаю я, что зверь искусный ты;
Примись и сделай мне богиню красоты,
Изобрази ее всех прелестей черты».
Мартышка дело всё исполнить обещает,
Пошла домой исполнить львов приказ.
Ей дочь была своя красавица для глаз;
«Довольно,—говорит,—мне будет для примеру
Намалевать с нее прекрасную Венеру».
И написала в-точь
Свою Мартышка дочь.

«Вот, — с радости кричит, — для удовольства львова
Красавица готова!»
И тако своего Мартышка ремесла
Картину принесла.
Лев, зря картину живу,
«Но только, — говорит, — прибавить должно гриву.
Которая б во всем подобилась моей;
Тогда-то должно честь отдать картине сей».
Мартышка говорит: «То было бы безбожно,
Когда Венерин лик поху́лить здесь возможно;
Она точь-в-точь
Похожа на мою большую дочь,
Которая, скажу, красавица, я прямо».
Но Лев стоит упрямо.
«Пожалуй, — говорит, — сей мысли не порочь,
Которой никогда не думаю оставить;
Конечно, надобно, чтоб гриву к ней приставить».
И тако и́дет спор.
Но Лев решити тем сей вздумал разговор:
Собрать зверей и всю скотину
Судить картину.

Мартышка и́дет в суд
И мнит, что честь ее картине отдадут;
Так думала Мартышка.

Пришла всех прежде Мышка:
«Прекрасно, — говорит, — лицо ее и рост,
Да только надлежит прибавить ей мой хвост,
Тогда совсем она красавица явится».
Пришел тут Слон и, зря, дивится:
«Куда, — он говорит, — развратен ныне свет!
У сей красавицы и хобота уж нет».
Верблюд сказал: «Когда б моя спина и ноги,
То прямо бы она красавица была».
Оленю речь была верблюжья не мила:
«Когда бы,— говорит, — мои ей только роги;
Да можно ль, чтоб когда без рог могли быть боги?»
Тут Бык сказал: «Тогда б хорошей льзя назвать,
Когда бы роги ей мои прималевать».
И в том стоял упрямо.
Но Вепрь заговорил: «Не знаете вы прямо
Прямого хо́рошства, и так вы дураки;
Ей надобно мои клыки».

Потом пришел Осел к написанной картине:
Не полюбилася и сей она скотине;
Он прочих мненье опроверг
И говорит: «Поверх
Сея прекрасной туши
Когда бы написать мои большие уши,
Тогда б сказал и я,
Что прямо хороша красавица сия».
Козел восстал против зверей и всей скотины,
Когда пришла ему промолвить череда:
«Ко украшению прекрасной сей картины,
Конечно, надобна, — сказал он, — борода».
Крот выполз из норы, сказав: «Хоть я не вижу,
Однако ж думаю, что я вас не обижу,
Когда скажу теперь полезное для вас:
По мненью моему, быть должно ей без глаз».
Противу сих речей тут все взнегодовали,
Невежею Крота и глупым называли;
Однако же Крота хотя всяк глупым звал,
Но мненья своего никто не отставал.
Тогда Мартышка Льву и всем зверям пеняла,
А мненья и она того не отменяла,
Что точно ею львов исполнен был приказ
И что она должна всем нравиться для глаз:
«А если вашего держаться мне примеру,
Так должно написать прегнусную химеру,
А не Венеру».

Сообщение отредактировал Wisdoom: 16 July 2013 - 12:00

[КотМэн]

Правильнее писать как можешь.

 

... главное, чтоб получалось хорошо.

а как не можешь - так не писать.

[Донпэдро]

Народ активно принялся выкладывать свои работы в раздел )). Это радует. Время очередного конкурса на подходе? Главное, что бы чтиво нравилось и вызывало эмоции, а не раздражало ))

Итак 

Что вас раздражает?

Свет.

Тьма.

Свет.

Тьма.

Свет.

— Вас раздражает?

Тьма.

Свет.

— Вас раздражает это?

— Да.

Тьма.

- Значит, вас это раздражает?

- Да!

Свет.

— Занятно, вас это раздражает, так?

— Да! Да! Раздражает!

Тьма.

— Ну, зачем же так, я понял, что вас это раздражает, а что вас конкретно раздражает? Ведь вас раздражает?

Свет.

— Да!!! Да!!! Меня раздражает, вы правильно поняли, меня раздражает, раздражает! Что меня раздражает? А вам разве не понятно, что меня раздражает?

Тьма.

Свет.

— Я могу догадываться, что вас раздражает, но я могу и ошибаться. Ведь я могу ошибаться? Мы все можем ошибаться, и я в том числе могу ошибаться, раздражает вас или не раздражает?

Тьма.

Свет.

— Перестаньте!!! Да меня раздражает! Раздражает! Да! Да! Зачем меня постоянно спрашивать, раздражает меня или нет?

— Вас раздражают мои вопросы?

Тьма.

— Да! Нет! Нет! Вопросы не раздражают! Раздражают, опять раздражают! Нет, не вопросы, нет, нет! Не вопросы!

Свет.

— Раздражают? Не вопросы, но раздражает? Что может вас раздражать? Вы раздражены, вам нужно успокоиться. Тогда вы сможете определить, что вас раздражает.

Тьма.

Свет.

— Хватит! Хватит! Перестаньте! Я не могу сосредоточиться, зачем вы включаете и гасите свет.

Тьма.

- Я? Я сижу перед вами и просто вас спрашиваю. Я спрашиваю вас, пытаюсь понять вас. Вас что-то раздражает? Я хочу выяснить, что вас раздражает. Что вас раздражает?

Свет.

— Тогда почему все время мигает свет? Меня это раздражает. Мне это мешает. Я не могу сосредоточится и ответить вам. Я не могу понять, что меня раздражает.

Тьма.

— Вам не нравится свет?

— Нет!!!

Свет.

— Вам не нравится тьма?

— Нет!!!

Свет.

Тьма.

— Тогда что вас раздражает?

Свет.

Тьма.

— Да прекратите же!!! Меня раздражает свет, тьма, свет, тьма! Смена света и тьмы! Перестаньте включать и выключать его!!!

Свет.

Тьма.

— Я. Ничего. Не. Делаю. Просто перестаньте моргать!

— Я?!

— Да вы! Вы постоянно открываете и закрываете глаза! Вы сами моргаете! Вас раздражает смена света и тьмы? Перестаньте моргать!

— Я?

— Да, вы! Не я! Я ничего не делаю! Вы делаете это. Я просто смотрю на вас! Я пытаюсь вам помочь! Я хочу знать, что вас раздражает?

— Опять!!!

— Что опять? Опять, что? Вы перестали моргать, вы моргали от раздражения? От раздражения вы моргали, и это вас раздражало? Или вас раздражает другое? Что вас раздражает?

— Опять! Опять это! Это! Это меня раздражает!

— Что? Что вас раздражает? Сосредоточьтесь! Постарайтесь сосредоточиться! Постарайтесь понять, что вас раздражает? Вы перестали моргать, теперь вам легче. Вам теперь легче? Наверно вам теперь легче. Тогда постарайтесь сосредоточиться. Что? Что вас раздражает?

— Опять!!! Зачем? Зачем вы это делаете? Меня это раздражает!

— Что? Сосредоточьтесь!

— Нет! Я пытаюсь! Но вы меня раздражаете, нет, не вы меня раздражаете. Опять! Меня раздражает! Сосредоточиться. Я постараюсь. Свет есть. Тьмы нет. Не меняется. Хорошо, не мешает сосредоточиться, я постараюсь.

— Старайтесь. Сосредоточьтесь и скажите, что вас раздражает.

— Зачем!!! Вы опять меня раздражаете!!! Нет! Понял! Молчите! То, что вы говорите, вы говорите, и я не могу сосредоточиться. Я не могу сосредоточиться и не могу понять, что меня раздражает.

— Вас раздражает то, что я говорю? То, что я говорю вас сильно раздражает?

— Да! Опять!!! Молчите, не говорите! Меня раздражает!

— Я молчу!

— Вы говорите!

— ....

— Вы постоянно говорите. Вы повторяете одно и тоже, молчите! Не повторяйте одно и тоже, вы говорите, и я не могу сосредоточиться. Сосредоточиться. Я должен сосредоточиться. Я должен понять, что меня раздражает.

— ...

- Вы молчите! Вы снова молчите! Опять! Раздражает! Меня раздражает! Снова! Но вы молчите? Почему? Нет, не почему вы молчите, почему меня это раздражает? Сосредоточиться. Вы говорите — и это раздражает, вы молчите — это раздражает. Почему? Почему? Почему?

— Начнем? Что вас раздражает?

— Неееет! Опять!!! Зачем? Зачем? Зачем вы это делаете, почему вы говорите одно и тоже? Меня это раздражает! Раздражает именно то, что вы говорите одно и тоже. Вы все время говорите одно и тоже, это раздражает!

— Я молчал все это время. Все это время я слушал вас. Вы все это время говорили сами с собой. Я просто смотрел на вас, как вы говорили сами с собой, и молчал. Я просто пытаюсь понять, что вас раздражает.

— Да, раздражает! Вы говорите и меня раздражает, как вы говорите. Вы говорите, что вы молчали? Но кто тогда говорил? Кто повторял? Кто повторял? Меня это раздражает! Повторял кто слова? Я понял! Меня раздражает повторение слов! Вы повторяли! Меня это раздражает!

— Я молчал.

— Я говорил. А тогда с кем я говорил? Я сам с собой говорил? Я говорил сам с собой и меня это раздражает. Нет! Меня раздражает повторение слов. Слова повторяются и меня это раздражает! Повторяются! Слова повторяются! Я разговаривал сам с собой и это меня раздражало. Нет! Меня раздражало повторение! Повторение меня раздражает!

— Вас раздражает повторение?

— Да! Да! Повторение! Опять! Повторение! Меня оно раздражает!

— Почему? Почему вас раздражает повторение?

— Опять?! Не надо повторять! Не надо.

— Я молчу.

— Вы повторяете!

— ...

— Повторение! Раздражает! Почему? Почему меня раздражает повторение? Повторение раздражает. Да! Да! Одинаковое! Слова одинаковые! Повторяются слова, и они одинаковые. Раздражает! Меня раздражает одинаковое! Одинаковое! Все вокруг одинаковое, все повторяется. Вы говорите, как я, одинаково. Вы повторяете! Говорите одинаковые слова. Я говорю одинаковые слова, а вы молчите. Молчите, как все, говорите, как я, одинаково! Раздражает! Вы как я, я как вы. Вы такой же, как я! Вы повторяете меня! Вы говорите, как я! Вы выглядите, как я! Вы двигаете губами, как я, почему я вижу, как вы повторяете мои слова! Вы говорите то же, что и я?! Зачем?! Зачем вы одинаковый, как я? Раздражает, когда все одинаковое. Все вокруг одинаковое. Вы такой же, как я, мы одинаковые. Раздражает! Вы такой же! Как я! Вы, я! Вы это я! Вы это я? Да?! Нет!!! Нет! Нельзя быть одинаковым. Нужно быть разными. Одинаковое раздражает. Вы не можете быть мной! Я не могу быть одинаковым! Нет!!! Нееет!!!



Доктор Карсен наблюдал сквозь одностороннее стекло за пациентом. Пациент, Саймон Тулс, глядя на свое отражение в зеркале, разговаривал сам с собой. Он был раздражен, он то замолкал, то начинал говорить с отражением. Потом он кричал, и снова сам себе отвечал спокойно. Наконец он вскочил со стула и, схватив его, стал бить об стекло. Вошедшие санитары без труда скрутили пациента и вкололи ему успокоительное. Карсен обратил внимание на санитаров, выносящих бывшего клерка Саймона Тулса, и отметил с удивлением, что они близнецы.

«Одинаковые, — усмехнулся он про себя, — да, иногда это раздражает. Одинаковые люди, одинаковые слова, одинаковые действия, одинаковые дни. Когда все вокруг одинаковое, немудрено, что кто-то слетает с катушек. Когда человек из года в год живет одинаково, последней каплей может стать что угодно, например, введение одинаковой корпоративной формы. Вокруг него становится одинаковым абсолютно все. И он уже не замечает мелких отличий. Все вокруг него повторяется, все одинаковое, раздражает! И тогда простой клерк умудряется подать в вентиляцию здания усыпляющий газ, а потом, когда все его коллеги засыпают, он начинает менять их. При помощи ножа, топора и пилы. Делает их разными, неповторимыми. Ведь повторы раздражают».

Вас ведь тоже раздражает повторение? Повторение вас раздражает?