Пусть тут полежит.
Многого из того, что говорил Морковин, Татарский просто не понимал. Единственное, что он четко уяснил из разговора, - это схему функционирования бизнеса эпохи первоначального накопления и его взаимоотношения с рекламой.
- В целом, - говорил Морковин, - происходит это примерно так. Человек берет кредит. На этот кредит он снимает офис, покупает джип "чероки" и восемь ящиков "Смирновской". Когда "Смирновская" кончается, выясняется, что джип разбит, офис заблеван, а кредит надо отдавать. Тогда берется второй кредит - в три раза больше первого. Из него гасится первый кредит, покупается джип "гранд чероки" и шестнадцать ящиков "Абсолюта". Когда "Абсолют"...
- Я понял, - перебил Татарский. - А что в конце?
- Два варианта. Если банк, которому человек должен, бандитский, то его в какой-то момент убивают. Поскольку других банков у нас нет, так обычно и происходит. Если человек, наоборот, сам бандит, то последний кредит перекидывается на Государственный банк, а человек объявляет себя банкротом. К нему в офис приходят судебные исполнители, описывают пустые бутылки и заблеванный факс, а он через некоторое время начинает все сначала. Правда, у Госбанка сейчас появились свои бандиты, так что ситуация чуть сложнее, но в целом картина не изменилась.
- Ага, - задумчиво сказал Татарский. - Но я не понял, какое отношение все это имеет к рекламе.
- Вот здесь и начинается самое главное. Когда примерно половина "Смирновской" или "Абсолюта" еще не выпита, джип еще ездит, а смерть кажется далекой и абстрактной, в голове у человека, который все это заварил, происходит своеобразная химическая реакция. В нем просыпается чувство безграничного величия, и он заказывает себе рекламный клип. Причем он требует, чтобы этот клип был круче, чем у других идиотов. По деньгам на это уходит примерно треть каждого кредита. Психологически все понятно. Открыл человек какое-нибудь малое предприятие "Эверест", и так ему хочется увидеть свой логотипчик по первому каналу, где-нибудь между "БМВ" и "Кока-колой", что хоть в петлю. Так вот, в момент, когда в голове у клиента происходит эта реакция, из кустов появляемся мы.
Татарскому было очень приятно услышать это "мы".
- Ситуация выглядит так, - продолжал Морковин. - Есть несколько студий, которые делают ролики. Им позарез нужны толковые сценаристы, потому что от сценариста сейчас зависит все. Работа заключается в следующем - люди со студии находят клиента, который хочет показать себя по телевизору. Ты на него смотришь. Он что-то говорит. Ты его выслушиваешь. Потом ты пишешь сценарий. Он обычно размером в страницу, потому что клипы короткие. Это может занять у тебя две минуты, но ты приходишь к нему не раньше чем через неделю, - он должен считать, что все это время ты бегал по комнате, держась руками за голову, и думал, думал, думал. Он читает то, что ты написал, и, в зависимости от того, нравится ему сценарий или нет, заказывает ролик твоим людям или обращается к другим. Поэтому для студии, с которой ты работаешь, ты самый важный персонаж. От тебя зависит заказ. И если тебе удается загипнотизировать клиента, ты берешь десять процентов от общей стоимости ролика.
"Шутник, а?" - подумал Татарский.
- Это не из "Видео Интернешнл"? - спросил из угла Сергей.
- Нет, - ответил Татарский, принимая подачу. - Мне эти лохи, слава Богу, больше не звонят. Это Слава Зайцев. На сегодня все отменяется.
- Почему? - спросил Сергей, поднимая бровь. - Если он думает, что нам это нужнее, чем ему...
- Потом поговорим, - сказал Татарский.
Клиент тем временем задумчиво и насупленно глядел на свою пыжиковую шапку в застекленном шкафу. Татарский посмотрел на его руки. Они были сцеплены замком, а большие пальцы быстро вращались друг вокруг друга, словно наматывая на себя невидимую нить. Это и был момент истины.
- А вы не боитесь, что все может кончиться? - спросил Татарский. - Ведь время сами знаете какое. Вдруг все рухнет?
Клиент поморщился и с недоумением поглядел сначала на Татарского, а потом на его спутников. Его пальцы перестали крутиться.
- Боюсь, - ответил он, поднимая глаза. - А кто не боится-то. Странные какие-то у вас вопросы.
- Извините, - сказал Татарский. - Это я так.
Минут через пять беседа кончилась. Сергей взял у клиента бланк с его логотипом - это был стилизованный пирожок в овале, под которым стояли буквы "ЛКК". Договорились о встрече через неделю, Сергей обещал, что к этому времени будет готов сценарий ролика и какие-то "раскадровка" и "баланс".
- У тебя что, крыша поехала? - спросил Сергей Татарского, когда они вышли на улицу. - Кто ж такие вопросы задает?
- Ничего, - сказал Татарский. - Зато теперь я знаю, чего он хочет.
"Мерседес" довез всех троих до ближайшего метро.
Вернувшись домой, Татарский за несколько часов написал сценарий. Уже давно он не чувствовал такого вдохновения. В сценарии не было конкретного сюжета - он состоял из чередования исторических реминисценций и метафор. Росла и рушилась Вавилонская башня, разливался Нил, горел Рим, скакали куда-то по степи бешеные гунны - а на заднем плане вращалась стрелка огромных прозрачных часов.
"Род приходит, и род уходит, - говорил глухой и демонический (Татарский так и написал в сценарии) голос за кадром, - а земля пребывает вовеки".
Но даже земля с развалинами империй и цивилизаций погружалась в конце концов в свинцовый океан, над его ревущей поверхностью оставалась одинокая скала, как бы рифмующаяся своей формой с Вавилонской башней, с которой начинался сценарий. Камера наезжала на скалу, и становился виден выбитый в камне пирожок с буквами "ЛКК", под которым был девиз, найденный Татарским в сборнике "Крылатые латинизмы":
MEDIIS TEMPUSTATIBUS PLACIDUS.
СПОКОЙНЫЙ СРЕДИ БУРЬ.
ЛЕФОРТОВСКИЙ КОНДИТЕРСКИЙ КОМБИНАТ