Вход
Регистрация
Под аркой моста
Зима
В тот год зима пришла в Хааспе на две полные луны раньше срока. Она подкралась к поселку под покровом ночи, несколько часов ходила вокруг да около, осыпая окрестные скалы снежными зарядами, водила хороводы. Как-бы присматриваясь, принюхиваясь, приглядываясь. Не решаясь ступить на территорию, занятую людьми. А затем, собравшись с силами, обрушила на спящие домики всю накопившуюся за короткое северное лето злость.
Теодор проснулся от сильного шума — это свистел в наскоро прилаженных досках крыши ветер. Оглядевшись в полутьме, он увидел, что отец, Хакан, и старшие братья, измотанные рыболовецким промыслом в последние дни Сезона, продолжали спать мертвецким сном. Их не мог разбудить даже богатырский храп Гуннара, старшего. А тем более - завывание метели. Теодор отбросил шкуру ракаса, которая служила одновременно и ложем и покрывалом, поднялся с пола и сунул ноги в меховые чуни. Осторожно переступая и обходя разлегшихся на полу, пробрался к затянутому рыбьим пузырем окну и глянул наружу. Снег засыпал и без того маленькое окошко ровно на половину, и лунный свет еле-еле пробивался внутрь сквозь падающий снег и мутную плеву. Теодор понял, что утром им придется долго разгребать двор и хозяйственные постройки. На его лице застыла улыбка. Он думал о снеге. Белом. Искрящемся. Пушистом. Он не был маленьким, во всяком случае, не считал себя таковым. Как и любой мальчик, которому минуло тринадцать зим. Тео знал обо всех бедах, которые приносила с собой Зима. Из Залива уходила рыба. Серый перевал, связывающий Хааспе с внешним миром, становился труднопроходимым. Приходилось тратить больше бурого жар-камня на отопление жилища. Много бед приносила с собой Зима. Но еще она приносила с собой Снег. И ложась спать, Теодор улыбался. Потому что завтра, когда он проснется, вся окружающая серость гор, камней, валунов, приземистых домишек и стального моря, преобразится. Превратится в белую ослепляющую сказку.
Кайя
Людей собралось больше, чем обычно. Сосредоточенные хмурые женские лица, впившаяся в их руки, притихшая малышня, испещренные морщинами старцы — все понимали, что этот выход в море будет для их отцов, мужей, сыновей последним. Последней перед затяжной зимой возможностью выдрать из синей холодной водной толщи то теплое, покрытое склизкой плохо чистящейся чешуей, что кормит их все эти годы. Рыбу. Весь берег, насколько хватало глаз, был укрыт толстым белым снежным покрывалом. Даже собаки, инстинктивно чувствующие настроение хозяев, прекратили грызться, гавкать и скулить. В висящей звенящей тишине было слышен скрип каждого весла, удары волн о борта, повороты рулевых рычагов.
Когда все суда отошли на приличное расстояние от берега, а ког старосты Эрланда, вырвавшийся далеко вперед, скрылся за поворотом фьорда, Теодор развернулся на пятках кругом и кинулся бежать к поселку. Его, как еще не прожившего тринадцать зим, всегда оставляли на берегу. Раньше он обижался, как то даже расплакался, умоляя отца взять его с ними. Отец, увидев слезы, встал из-за стола, вытер тыльной стороной ладони рыбную похлебку, и расстегнул кожаный пояс. Тео получил десяток болезненных ударов кожаным ремнем по голой заднице и немногословное наставление: "Мужчины не плачут." После этих слов Хакан продолжил трапезу, как ни в чем не бывало, а Теодор весь день не мог присесть. Приходилось стоять или ходить. И спать на животе.
Он несся, уворачиваясь и оббегая оставшихся на берегу провожающих. Бежать по свежему снегу, по известной до каждого камушка тропинке, было невероятно легко и радостно. Теодор бежал и считал шаги. Двадцать пять. Покосившаяся халупа Хирвоненов. Сорок. Заброшенный дом старого Пукки
И на полном лету столкнулся с человеком. А когда поднял глаза, даже вскрикнул - перед ним стояла, худощавая, морщинистая, в неизменном черном балахоне, с посохом в руке, с замотанной в красный платок шеей, Рагна, поселковая знахарка и повитуха. Жила она на отшибе, отдельно от всех, одиноко и скрытно. На людях не появлялась, разве только больной или проситель не мог прийти в ее дом. Тогда она с кряхтеньем выходила из дому, и, опираясь на посох, медленно хромала по поселку. А встречные старались обойти ее стороной. Говорили про нее разное.
Когда их взгляды встретились, Теодор тут же отвел глаза. Откуда то в памяти всплыла фраза: "никогда не смотри ведьме в глаза". Еле выдавив из себя что то вроде: "Извините, бабушка", он припустил по улице дальше с удвоенной силой, не оглядываясь назад. "Хотя почему именно ведьма? - Думал он - Ну, бабка. Ну старая. Знает как лечить людей. Ну живет одна вдали от всех. И что? На прошлой неделе помогла разрешится от бремени Инге, а до того вылечила слегшего с лихорадкой Йонасса. И, говорят, никогда ничего не просит за помощь. Дают - берет, а нет - помогает и так. И все равно - ведьма. А как же слухи?".
О слухах, которые ходили по поселку, Теодор предпочел не вспоминать. Тем более что он был почти у цели. Пятнадцать шагов. Десять. Пять. Угол дома, со ставшей родной иззубренной прямо напротив глаз. Нужно собраться с духом и выглянуть. Осторожно.
Тео стоял, прижавшись к стене, и слышал, как бешено бьется сердце. То ли от быстрого бега. То ли от волнения. Вот скрипнула дверь за углом. Мелкие шажки заскрипели по свежему снегу. Надо было решаться. И он выглянул из-за угла.
Как всегда, он увидел ее со спины. Повязанные платком пепельные волосы. Несуразное деревянное ведро в правой руке. Серая мешковатая тужурка и латанные ботиночки. Он знал, что ее зовут Кайя. Сейчас она пройдет тридцать метров, тропинка к ручью сделает поворот, и нужно будет прятаться за угол. Но у него есть эти тридцать метров.
Теодор даже не догадывался, что Кайя всегда останавливается на повороте, ставит ведро на землю и оборачивается. Чтоб посмотреть на угол дома. За которым никого нет. Потому что он уже бежит домой. Там его ждет непочатый край дел, которые он как всегда не успеет закончить до возвращения братьев и отца.
Скальд
В жарко натопленном помещении таверны было многолюдно. Еще бы, знаменитый сказитель, Эгиль Скалагримсон, должен был выступить здесь вечером. Жители маленькой деревушке не могли поверить в такую удачу. Как часто бывает в жизни, чья-то удача одновременно означает несчастье другого. Эгиль со спутниками проехали через Хааспе рано утром, спеша на юг, в Тампере, призванные конунгом Эриком Белым Медведем. Конунг собирался в очередной, третий по счету поход к островам Англов, и скальд должен был сопровождать его, чтобы запечатлеть для потомков ратные подвиги норманов. Однако Халле, свирепый ветер, неподвластный воле Эрика, засыпал Серый перевал, и путники вынуждены были остановится в Хааспе на ночлег. Хозяин таверны, расторопный Вилфред, поначалу опешивший от таких знаменитых гостей, быстро пришел в себя и поинтересовался, не соизволит ли известный бард выступить сегодня вечером в его скромном заведении. Известный бард соизволил.
Весть об этом разнеслась по деревне, как огонь разносится по лесному высохшему мху. К вечеру в маленьком зале таверны просто яблоку негде было упасть. Все мужское население, от лейсингов* и выше, собралось здесь. Люди стояли, плотно прижимаясь друг к другу. Каждый хотел, если не увидеть, то хотя-бы услыхать знаменитого на весь Норске скальда. Об этом событии не стыдно будет даже внукам рассказать. В первом ряду стоял староста Эрланд с сыновьями Анлафом и Арне, его личная дружина и вся деревенская знать. Когда Эгиль вошел в зал, сопровождаемый тремя воинами конунга, по помещение прошелся легкий шепот. Бард сел на приготовленный для него табурет, и, начал свой рассказ.
Именно в этот момент Теодор смог пробиться снаружи к одному из окон, затянутых рыбьим пузырем, сквозь толпу ребятишек своего же возраста. Орава у каждого окна собралась немалая. Самые маленькие даже умудрялись залезть на головы и плечи своих старших товарищей. Внутрь пускали только лейсингов-взрослых. А взрослым норд становился на тринадцатую зиму, после того как пройдет ритуал посвящения и поймает свою первую рыбу. Несмотря на то, что сквозь плеву и сплетение рук и ног других желающих посмотреть на скальда, ничего не было видно, Теодор был счастлив. Потому что был уверен - там, внутри таверны, низкий хрипловатый голос повествует о великих делах и героических приключениях. Так оно, собственно говоря, и было.
Был как прибой
булатный бой,
и с круч мечей
журчал ручей.
Гремел кругом
кровавый гром,
но твой шелом
шел напролом.
Воины станом
стали чеканным,
сети из стали
остры вязали.
Гневалось в пене
поле тюленье,
блистали раны,
что стяги бранны.
Лес в ливне стрел
железный рдел.
Эйрик с нивы жал
Багровый дрот
гнал князь в поход.
Грозу невзгод
знал скот в тот год.
И ворон в очи
бил выти волчьей,
шла Хель меж пашен
орлиных брашен.
Летели враны
на тел курганы,
кои попраны
кольями раны.
Волк в рану впился,
и ал вал взвился,
несытой пасти
достало сласти.
Гьяльпин конь скакал,
его глад пропал.
Эйрик скликал
волков на свал.**
Поздно ночью после выступления барда, когда Тео спал и видел во сне разукрашенные драккары конунга Эрика, плывущие к неизведанным землям в поисках богатства и славы, во дворе дома происходил спор трех мужчин. В темноте невозможно было разобрать лиц, слышны были только голоса.
— Гуннар. Йохан. Дети. Одумайтесь. Мы рыбаки, не воины. Отец моего отца ловил фиске всю свою жизнь, и передал ему свои умения и навыки. Знания о ветрах, приливах и отливах, повадках рыбы. Мудрость и опыт поколений рыбаков. Чтобы он передал их мне. А я собирался передать их тебе, Гуннар, как старшему сыну и будущему главе семейства.
— Отец, мы все решили. Не останавливай нас! Когда мы вернемся в Хааспе с мешками, полными добычи, ты первый встретишь нас на пороге, счастливый, понявший, что твои сыновья наконец то стали мужчинами!
— Когда вы вернетесь, я вряд ли встречу вас. Мой ког как всегда будет в море. Рыбацкая доля тяжела как мокрая сеть, но надежна как окружающие нас скалы.
Теодор не слышал как скрипнула калитка, и две фигуры растаяли в полуночной тьме. А Хакан, глава семьи, еще долго стоял на улице, и хлопья снега падали на его одежду, волосы, лицо.
— Идите. И пусть Один хранит вас от лезвия и острия.
=====
Лейсинг* (древнескандинавское)— вольноотпущенник. Нижний сословный ранг свободных людей (не рабов) в иерархии нордов.
"Выкуп головы"**— наиболее известная драппа (хвалебная песнь) Эгиля Скаллагримсона, древнескандинавского барда
Кровь
Тропа терялась из виду уже на расстоянии нескольких метров из-за сплошной стены проливного дождя. Ральф карабкался впереди всех. Йохан и Бьярне то и дело поскальзывались, чуть ли не падали, но продолжали тащить плащ с телом Гуннара вверх по склону. Он был без сознания. Из кое как перевязанной рваной ране на животе сочилась кровь, смешивалась с дождевой водой и обильно окропляла землю. Хакан бежал следом и безостановочно сквернословил, подгоняя сыновей:
— Быстрей, быстрей, явлар вас разбери, тащитесь как две старые клячи!!!
Ральф карабкался впереди всех, показывая дорогу. Теодор бежал позади всех, стараясь не отставать от тащивших раненого братьев. На Ульфе почти что висела Астрид, названная жена Гуннара. Ее вопли и причитания перешли в заунывный вой еще на берегу, когда раненного мужа вытаскивали из драккара, а сейчас она кричала как полоумная.
— Ульф, убери ее отсюда!!!
Выполняя указание отца, он сгреб Астрид в охапку и потащил ее вниз. Сначала она сопротивлялась что есть силы, молотила руками по спине и выкрикивала что-то нечленораздельное, а потом как-то резко обмякла и замолчала. Их сцепленные фигуры почти мгновенно растворились в потоках низвергающейся с небес воды.
Так окончился второй поход Гуннара с дружиной Ярла Кристиана, которого прозвали Милосердным. Кристиан, в отличие от своего отца, Видара, сжигавшего своих пленных врагов живьем, просто рубил им головы, чем и заслужил свое прозвище. Из первого похода братья вернулись с богатой добычей. Йохан сразу пришел к отцу, повинился, и зарыл свой топор в землю. Гун не появился дома, гулял в трактире несколько дней, а потом, мертвецки пьян, посреди ночи ввалился домой вместе с Астрид, дочерью хозяина таверны Вилфреда, и заявил что они повенчаны и теперь будут жить вместе. Все братья, разбуженные выходкой старшего, думали, что отец семейства жестоко накажет своего старшего отпрыска, но Хакан лишь перевернулся на другой бок и захрапел. С тех пор он не разговаривал не с Гуннаром, ни с Астрид, все время обращался к Йохану, следующему по старшинству сыну, как к будущему главе семейства. В доме повисла напряженная атмосфера, которую замечал даже Тео, и когда Гун отправился в новый поход, все вздохнули с облегчением. Все, кроме Астрид, которая чувствовала себя здесь абсолютно чужой.
До домика знахарки, живущей на холме на некотором отдалении от поселения, оставалось около ста шагов, когда Бьярне, в очередной раз поскользнувшись, все таки упал. Тело Гуннара с размаху погрузилось в грязевое месиво, Йохан повалился сверху. Извергая проклятья, Хакан и Ральф кинулись поднимать их. Теодор, на полном ходу ударившийся об отца, тоже не удержал равновесия. Когда через пол минуты им все таки удалось кое-как подняться, впереди из мглы и дождя появилась сгорбленная фигура в балахоне и с посохом. Красный платок обвивал шею.
В блеске молнии на секунду показалось, что перед ними стоит исполинская фигура богини Вигдис. Молния погасла, и стало понятно что это Рагна вышла к ним на встречу. Йохан чертыхнулся, а Ральф начал истово полушепотом молится.
— Дальше пойдете только вы двое — она пальцем указала на Йохана и Бьярне, — и то лишь потому что я не дотащу вашего старшего брата одна! Потом возвращайтесь домой, все, не надо сидеть у меня под дверью! Хакан, приходи через сутки! Один! Если на то будет воля Урд*, Гуннар будет жить.
— Благодарим тебя, благодетельница Рагна. Сделай так, чтобы мой сын выжил.
=====
Урд* (древнескандинавское) — одна из трех богинь человеческой судьбы.
Рыба
Яркое солнце стояло в зените, освещая ледяную гладь замерзшего залива, окаймленную зубцами скал. Тут и там на этом белом покрывале виднелись темные пятна. Это были рыбаки, надеющиеся поймать рыбу под толстым слоем льда. Надежды было мало, но некоторые все же решались попытать счастья
Теодор и Гуннар сидели около лунки уже давно. Точнее Гуннар не сидел, а полулежал в санях, которые после его ранения стали его вторыми ногами. За три недели лечения у Рагны он остался жить, но нижняя часть туловища двигаться перестала. Ральф рассказал Тео, что когда они с отцом пришли забирать его домой, он кричал и требовал его убить, так как этого требует Закон, потому что кому он такой теперь нужен. Хакан, отец семейства, молча выслушал всю эту тираду, и когда Гуннар выдохся, сказал:
— Ты нужен нам, Гун, твоей семье. Мы пришли забрать тебя. — От этих слов по лицу сына покатились крупные капли соленой воды души. Когда Гуннара принесли домой, то обнаружилось что Астрид собрала вещи и ушла.
Уже неделю братья каждое утро просыпались на заре, собирали рыболовные снасти и отправлялись на рыбалку на замерзший залив. Старшие укладывали Гуннара в сани, и Тео толкал его до их привычного место под нависающей скалой. Хорошо смазанные полозья легко скользили по снегу и льду. Теодору было совсем не сложно. В один из дней, остановив сани у лунки, он сказал:
— Гун, а помнишь как ты точно также катал меня, когда я был маленьким?
Впервые после ранения по лицу старшего Хакансона пробежала тень улыбки.
Боги не были милосердны к ним. За неделю - пару мелких рыбешек. Сегодня утром провожая их, отец сказал:
— Если и в этот раз улов будет таким же, бросайте это бестолковое занятие, — при этих словах лицо Гуннара исказила гримаса. Ведь ничего другого делать он был просто не в состоянии. И тогда Теодор, неизвестно где набравшийся смелости, спросил Хакана:
— Отец, а что же Гун будет делать тогда?
Сам испугавшись своих слов, Тео сжался и зажмурил глаза, ожидая своеобычного отцовского пинка, затрещины, подзатыльника или хотя бы грозной бранной тирады. Но услыхал лишь глубокий вздох, а когда открыл глаза, увидел могучую отцовскую спину, обтянутую шкурой ракасса. Хакан зашагал прочь, к дому, оставив вопрос своего младшего сына без ответа.
Яркое солнце стояло в зените. Братья сидели и ждали поклевок. За целый день их еще не было. Гуннар явно очень сильно переживал по этому поводу, и когда мимо них пролетели сани Густафсонов, с горой наполненные рыбой, он злобно процедил сквозь зубы:
— Теодор, сматывай снасти, возвращаемся домой.
— Хорошо Гун, как скажешь. Завтра утром снова приедем, пробьем лунку в другом месте. Я думаю ближе к морю нам должно повезти больше.
Ухватившись перчатками за бечеву, Тео потянул на себя. Но что то ему не понравилось. Приложенное усилие и количество вытравленной лесы явно не соответствовали друг другу. Он повернул голову и только успел сказать: "Гуннар, кажется есть", как что-то под водой, поймавшееся на крючок, дернуло веревку с такой силой, что Теодор упал на колени. Конец бечевы был привязан к правой руке Гуннара, и как только она натянулась как струна начали двигаться сани.
— Теодор, беги, зови кого-нибудь на помощь! Клянусь Одином — такой рыбины еще никто никогда не ловил!!!
Черная смерть
Теодор не сразу решился выглянуть из-за угла. "Наверное, отец прав, я чересчур любопытен как для норда", подумал он. Вечерело. По центральной улице двигалась вереница людей, мужчин и женщин, некоторые из них несли коптящие факела на тюленьем жиру. Все они были обмотаны в черное. Это семейство Йенсен провожало в путь к Погребальной Ладье их среднего сына Арвида. Его тело несли четверо треллов* в самом центре процессии, и Теодор изо всех сил старался не смотреть на них. Говорили, что Черная Смерть передается даже через взгляд.
Беда пришла в Хааспе половину Луны назад, когда в таверне у Вилфреда умер один из постояльцев, хирдман** Ярла Кристиана Милосердного. Хирд проходил через деревню домой, и этот воин был оставлен, так как занемог и не был в состоянии идти. После трех дней болезни он скончался. Этому случаю поначалу никто не придал значения - ну умер человек и умер, на все воля Одина. Ярлу Йохану с оказией отправили весть о смерти его дружинника и личные вещи покойного.
Однако, когда на следующий день с подобными симптомами слегли два трелла Вилфреда, раздевавшие и отбиравшие вещи хирдмана, Вилфред забеспокоился не на шутку. Еще сутки он прождал, а когда на утро у одного из треллов ртом пошла пена, помолился всем богам, взял из потайного места мешочек с золотыми и отправился на окраину деревни, к знахарке. Отсутствовал трактирщик около часа, вернулся один, очень обеспокоенный, выгнал всех обедающих из зала и лично сам стал досками заколачивать входную дверь. Впервые за много лет Рагна не потребовала ни принести больных к ней, ни пришла к ним сама. Это не сулило поселению ничего хорошего.
Именно так в Хааспе пришла лихорадка, которую впоследствии назвали Черной Смертью. Зараженный человек покрывался черными пятнами, у него подымалась температура, и буквально за несколько дней он умирал. Выздоравливали единицы из сотен заболевших.
Теодор не стал преследовать процессию. Его беспокоили совсем другие мысли. Уже трое суток он не встречал Кайю утром на дороге к ручью. Он даже не допускал мысли что и Кайя тоже могла заразиться. Нет, только не она! Был единственный способ проверить это - прийти в дом ее родителей и спросить. Желание узнать судьбу любимой пересилило стеснение, и Тео бросился бежать по известной даже с завязанными глазами тропинке. Вот только окружающие тропинку дома изменились — у многих из них были заколочены двери и окна — там, внутри, кто то умирал в бреду и мучениях. Люди из этих домов не имели права выходить на улицу. Это был единственный совет Рагны, ведьмы и знахарки. И то в него мало кто верил, и не все спешили исполнять его - кто же захочет заточить сам себя наедине с больным?
Чем ближе Тео подбегал к дому Кайи, тем сильнее становилось беспокойство. Когда он остановился перед знакомой крест-накрест забитой бревнами дверью, ему стало совсем не по себе. Утром дверь еще была обычной. Нормальной, здоровой дверью. Теперь единственный шанс что-либо узнать — подсмотреть в светящееся окошко, так как хозяева не откроют и не впустят. Еще можно попробовать постучать. Стучатся или подглядеть? Теодор рассудил, что спросить если что никогда не поздно, и осторожно пробрался вдоль стены к щели между бревнами затянутой плевой, которая заменяла здесь окно Заглянул и не поверил своим глазам. На кровати у стены, накрытая десятком покрывал и шкур, лежала и ворочалась в бреду его Каяйа, а ее мать сидела рядом и держала ее за руку. Сомнений быть не могло — и в этот дом пришла болезнь.
====
Трелл*(древнескандинавское) — раб, низшее сословие общества нордов.
Хирдман** (древнескандинавское) — норд-лейсинг, вступивший в личное ополчение Ярла, так называемый хирд. В отличии от хускарлов, которых Ярл призывает в ополчение только во время войны, хирдманы служат все время, являясь личной дружиной.
Рагна
Ему казалось, что он колотит в дверь бесконечно долго. На самом деле это было не так. Внезапно на пороге появилась Рагна, в черном балахоне и с посохом в руке. Шея как всегда была обмотана красным платком.
— Не боишься руку себе расшибить? — спросила она. Теодор прекратил колотить по двери и пробормотал
— Добрый вечер, бабушка.
— Добрый, коли не шутишь. Зачем явился? Рассказывай. Говорить будем тут, внутрь пустить тебя не могу, уж извини.
— Бабушка, а правда что вы ведьма?
— Ну может правда, а может брешут люди добрые. — Женщина улыбнулась одними кончиками губ. — А тебе что до этого?
— Я помню, как вы помогли моему брату Гуннару. Если б не вы он бы умер!
Знахарка ответила не сразу. Казалось, она мучительно размышляет, взвешивает слова.
— Да, умер бы. Вот только помогла ли я ему? Иногда лучше умереть, чем жить.
— Что вы, не говорите так!
— Ну, ты еще слишком мал, чтобы это понять. Так зачем все-таки приперся посреди ночи и чуть дверь мне не выломал?
Теодор не сразу решился сказать. Что-то заставило его еще раз все взвесить.
— Помогите мне. Исцелите от лихорадки девушку Кайю, что живет в крайнем доме у ручья!
— Зря пришел, я не в силах помочь. Это сильнее меня. Уходи.
— Пожалуйста, бабушка Рагна, ведьма вы или святая — помогите! Отдам вам за это все, что пожелаете!
В эту секунду что-то ухнуло в глубинах дома. Поднялся сильный ветер, который чуть не сбил Теодора с ног.
— Ты хоть понимаешь, что ты сейчас сказал? Дам тебе еще один шанс — или повтори сказанное или уходи прочь!
Мальчик сжал руки в кулак, посмотрел ведьме прямо в глаза, и твердым голосом произнес:
— Знахарка Рагна, пожалуйста, помогите мне! За это отдам вам все, что вы пожелаете!
Тролль
Сначала Теодор почувствовал запах. И этот запах был отвратителен. Так пахла залежавшаяся протухшая не просоленная рыба, только в десятки раз сильней. Чтобы не упасть в обморок, он зажмурил нос левой рукой, еще крепче сжимая в правой заговоренный Рагной амулет. Как и предвещала ведьма, запах стал первым признаком близости цели. Запах, и попадавшиеся иногда кости, с остатками сухожилий и хрящей. Тео всю дорогу уверял себя, что это кости животных. Так ему было легче идти вперед
Уже около получаса Теодор пробирался по извилистому ущелью, иногда по пояс проваливаясь в скопившийся на дне снег. Спасало только то, что он был слишком маленьким и легким как для мальчика-норда его возраста. Каждый раз ему удавалось, хоть из большим трудом, выкарабкаться из снежной ямы.
До моста, перекинутого через ущелье, оставалось совсем недалеко, когда к запаху присоединился звук. Хрипы, уханье, невнятное бормотанье. Теодора трусило то ли от страха, то ли от холода. Прошло несколько минут, пока он смог взять себя в руки и выглянуть из-за уступа.
Он выглядел именно так, как должен был выглядеть. Большой. Горбатый. Жирный. С зеленой шкурой, кое-где отслоившейся и скрученной. Несомненно, это был он — Тролль из-под тамперского моста. Собрав всю свою храбрость, Теодор вышел из-за скалы и произнес, сам удивляясь откуда у него могло набраться столько смелости:
— Эй ты, вонючий кусок дерьма, я пришел сюда, чтобы убить тебя! — вроде бы все так, как учила Рагна, слово в слово, ничего не упустил.
От таких слов Тролль подскочил на месте, и, нашарив обидчика кровавым оком, бросился на него. Именно в этот момент Теодор вытащил из-за пазухи амулет и протянул его на вытянутой ладони вперед.
Плата
Тяжелее всего оказалось прорезать толстенную шкуру. Даже мертвый, Тролль сопротивлялся, как мог. Теодор сначала попытался вспороть бок, потому что там самый лучший жир. Но острый боевой кинжал, который он стащил у спящего Йохана перед уходом, оказался не в состоянии прорезать троллиную шкуру. Некоторое время Тео ползал на карачках вокруг огромной зеленой смердящей туши, и тыкал острием в разные места, тщетно пытаясь сделать надрез. После очередной неудачи он выронил кинжал на землю и тихонько заплакал. Из состояния ступора его вывело появившееся перед глазами лицо - пепельные волосы до плечь ,голубые глаза, нос картошкой. Кайя. Ведь она лежит сейчас там, в Хааспе, и умирает. И если он не принесет Рагне троллиного жира, она умрет.
Схватив кинжал двумя руками Тео с остервенением, что есть мочи, вонзил его в троллиный бок. В этот раз ему удалось пробить шкуру, и жир потек обильной струей. Оставалось только подставить припасенную фарфоровую емкость.
Дело было за малым — побыстрее добраться домой. Сложив нож и баночку с жиром в котомку, Теодор перекинул ее за спину и отправился в путь. Он до сих пор не мог поверить, что убить Тролля оказалось так легко. Его грела мысль о том, что к вечеру он будет уже у себя в деревне, ведьма сварит зелье и Кайса выздоровеет. Обязательно выздоровеет. На волне приподнятых чувств он совсем позабыл, что Рагна потребует плату за помощь.
Возвращаться с осознанием выполненного важного дела было неимоверно легко. Тео чуть ли не бежал по разбитой повозками и лошадьми дороге, иногда увязая по колено в грязь. Навстречу ему то и дело попадались путники, пешие и конные. И вот при приближении очередного всадника его прямо как током шибануло — он ощутил всю пестроту запахов, исходящих от норда и его коня. Он абсолютно точно определил, что несколько часов назад человек ел луковую похлебку. Аромат лошадиного и человечьего пота дразнил его, манил, звал. Как хорошо впиться зубами в парящий мясистый бок коня и рвать, жевать, глотать. Всадник давным-давно проскакал мимо, а Теодор стоял посреди дороги, и не мог понять, что с ним происходит.
После этого он стал воспринимать всех встречных как ходячие куски мясо. Это было ужасно, страшно и упоительно одновременно. Один раз он еле сдержал себя, чтобы не напасть на проходящую одинокую женщину, и не мог понять, что же с ним происходит. Немного облегчило ему жизнь то, что он нашел в котомке кусок материи и обвернул ее вокруг носа. Запахи и влечение притупились. Стремительно темнело, солнце клонилось к закату, до Хааспе оставалось пройти совсем немного. Теодор надеялся, что Рагна объяснит, что с ним происходит
К дому ведьмы, а теперь-то он ни на секунду не сомневался, что знахарка была именно ведьмой, Тео подходил уже в кромешной темноте. Но к своему ужасу он видел все вокруг себя, как будто сейчас был день. Ну не совсем так, все цвета были приглушены, окружающему миру не хватало яркости, но он без факела смог рассмотреть все подробности резного орнамента дверей. В кромешной темноте.
Но это было не главное. Он каким-то нутром ощутил, нет, не ощутил даже, а почуял, что за этой дверью находится, ожидая его, сгусток энергии и силы, в разы превышающий его собственные. От осознания беспомощности перед ним хотелось выть. Возможно, Теодор так и сделал. Он уже не мог контролировать полностью свои действия. Организм не совсем полностью подчинялся ему.
Дверь распахнулась. Теперь он видел перед собой не старую бабушку, а молодую красавицу с гривой роскошных рыжих волос. Она улыбнулась и сказала ему:
— Я вижу, что ты таки добыл троллиный жир.
— Откуда вы знаете? — спросил Тео. Точнее это ему казалось, что спросил, и казалось, что он до сих пор был Теодором. Слова, а точнее, не слова, а те звуки, что он издавал, больше походили на громкий скрип вращающегося несмазанного колеса груженной телеги.
Рагна вытащила осколок зеркала, и протянула его парню со словами:
— Смотри сам.
Теодор протянул руку и ужаснулся. Вместо своей привычной руки он увидел мясистые зеленые толстенные пальцы, покрытые шерстью, с кривыми острыми ногтями на конце. Он уже догадывался, что увидит в зеркале.
Крик неизвестного животного прокатился по погруженному во тьму поселку. Залаяли собаки, заплакали младенцы, проснувшиеся женщины начала сбивчиво молится Фригг, покровительнице домашнего очага. И только повидавший и узнавший многое за свои сорок восемь зим староста Эрланд, которого последние дни мучила бессонница, точно знал, что так кричать может только что родившийся молодой тролль.
Исцеление
В комнатке было темно. А затем, как будто бы сама собой, загорелась свеча. Её свет осветил плохо оструганный деревянный пол, стены, кровать. На кровати, укрытая ворохом покрывал и одежды, пепельноволосая девочка. Она была явно не здорова. Лицо покрывала испарина, губы шевелились, закрытые глаза подрагивали. Она бредила.
Перед ней стояла женщина в черном балахоне, с посохом в руке. Отставив посох к стене, женщина сняла балахон и стала на колени перед кроватью девушки. Аккуратно скинув с кровати все покрывала, знахарка, раздела девушку до пояса. В руках у нее появилась колба с мутной тягучей жидкостью. Уверенными отработанными движениями она стала втирать эликсир в тело девушки.
— Хоть ты сейчас без сознания, Кайя, я знаю, что ты слышишь меня. Когда через несколько дней тебе станет лучше, ты вспомнишь все, что я сейчас тебе расскажу.
Натруженные грубые руки Рагны медленно растирали плечи, предплечья, руки девушки
— Это троллиный жир. Единственное средство от Черной Смерти. Его для тебя добыл один парень, Теодор, сын Хакана.
Руки знахарки перешли на грудь больной.
— Троллиный жир можно добыть только одним способом — убив тролля. Обычно для его убийства нужно собрать до полусотни опытных хорошо вооруженных воинов. И то это не гарантирует им победы. Но есть другой способ.
Остатки жира знахарка вылила Кайе на живот.
— При помощи одного амулета перевоплощения и специального заклинания человек может убить любое существо. Но к сожалению у этого действия есть побочный эффект — убийца занимает место убитого. Именно это и случилось с Тео. Он стал Троллем.
Когда знахарка произнесла эти слова, тело девушки забилось в конвульсиях, и Рагне стоило больших усилий прижать ее к кровати.
— Поверь, это был единственный способ помочь тебе. Но это не конец. Древняя легенда гласит, что если молодая невинная девушка искренне полюбит тролля, то он вновь станет человеком. Ведь все тролли были когда-то людьми. Злоба, страх, зависть и немного колдовства сделали из них тех, кем они стали. Если ты любишь его, Кайя, после исцеления отправляйся под Тамперский мост. Может быть, ты сделаешь то, что не удалось когда-то сделать одной маленькой рыжеволосой девочке.
Красный платок, обвивающий шею знахарки, развязался, и, если бы девушка была в сознании, она бы увидела уродливый рваный шрам, как будто от укуса. Но Кайя была без сознания, и не могла этого видеть.
Последняя глава
Снег. Снег повсюду. В воздухе, на земле, на склонах ущелья. Танцует свой вальс. Расправляет крылья и обрушивается вниз. Метет. Струится. Взлетает и падает в завораживающем хороводе.
Из-за снега фигурка путника, всходящего на перевал, практически не видна. Не видна еще и потому, что путник мал ростом. Скорее всего, это ребенок, подросток. Когда ветер на секунду ослабевает, и пелена снега слегка рассеивается, становится понятно, что это путница. Девчонка лет четырнадцати. Котомка за спиной. Пепельные волосы выбиваются из под меховой шапки. Серая мешковатая тужурка с чужого плеча и залатанные ботиночки дополняют картину. Но вот ветер усиливается. Фигурка снова становится неразличима за сплошной снежной стеной. Снег сыпется и сыпется, и кажется, что не будет ему конца.
В это время года северо-восточный Халле особенно свирепствует на Сером перевале. Но другой дороги из Хааспе к тамперскому мосту просто нет.
Наверх
